Читаем Пятница (СИ) полностью

До боли знакомый голос. Хочу кричать, выть от несправедливости. Почему из миллиардов человек, живущих на планете, я столкнулся именно с тем, кого предпочел бы никогда не встречать.


- Вы обознались, - кидаю на французском, надеясь, что в столь короткой фразе не будет слышен акцент.


Срываюсь с места, теряюсь в толпе, заставляю себя идти быстро, но не бежать, не оборачиваться, чтобы наверняка не раскрыть своего лица. Прочь отсюда. Быстрее, но, не привлекая внимания. Не слышу, не вижу, но седьмым чувством ощущаю тихие, крадущиеся шаги преследователя. Он не торопится, словно знает, что жертва никуда не денется. Заворачиваю за угол, все же срываюсь на бег, петляя между дворов, я уже неплохо изучил центр Парижа, слышу бег за собой. Когда рискую быстро обернуться, понимаю, что из-за страха разыгралось воображение, и никто не торопится преследовать меня. Мрак. Смеюсь над своей трусостью. Вдохновляет только то, что бежал я в нужную сторону. Уже спокойно иду домой. Курю, периодически оглядываюсь, но в этот раз мне повезло. Может, он поверил, что я другой человек, может, не успел заметить среди прохожих, может, не стал преследовать. Зачем? Какой ему в этом смысл.


Квартира встречает темнотой и тишиной, не привычно. Когда здесь находится Рауль, она выглядит куда более уютной и обжитой. Хочу спать. Быстро скидываю с себя всю одежду, распахиваю дверь на террасу и падаю в постель, подтягиваю под живот вторую подушку, вдыхаю ее аромат, она все еще пахнет моим французом. Рауль, Рауль, как не вовремя ты уехал. Мне так необходимо почувствовать, что ты есть, что последние года не были моим сном. Мое имя, произнесенное тихим вкрадчивым голосом с нотками удивления и радости, против воли разума всколыхнуло душу. Люблю. Каждой частичкой себя люблю. Рауль, ты мне так нужен… Так необходимо подтверждение тому, что это чувство не больше, чем неизлечимая болезнь…


Вермандуа словно чувствует мое состояние, телефон внезапно разрывает тишину быстрой мелодией, на экране появляется фотография блондина, целующего меня в щеку. Мне нравится эта картинка, она такая домашняя, что ли…


Его голос отвлекает меня, возвращает к действительности, где нет места Стасу. Он рассказывает что-то о перелете, шутит, пытаясь вытащить мой смех наружу, чувствует, что-то не так, но от меня на все вопросы получает только безразличное «ничего».


- Алекс, в этот раз я не вернусь раньше, чем через месяц, - в конце разговора, сообщает Рауль.


- Ты же знаешь, я буду ждать, - низким шепотом отзываюсь я, на самом деле мечтаю взвыть, хочу, чтобы он вернулся сию минуту.


Я где-то допускаю мысль о том, что стоит мне только попросить и Рауль прилетит первым же рейсом. Но что я скажу ему? Я встретил бывшего парня и испугался… Вермандуа не поймет.


- Саша? – слышу такой знакомый и близкий голос, с нотками удивления и радости.


- Стас, - поднимаю голову и улыбаюсь, я так скучал, так мечтал взглянуть в его зеленые глаза, утонуть в них, слиться с его душой.


- Скучал без тебя, - произносит так спокойно, будто это просто сухой факт – меня не было, он скучал, аксиома для поведения Станислава.


- Я тоже, - ни грамма не кривлю душой. 


Я безумно сильно скучал, засыпал в объятиях другого человека, но каждый день или ночь умирал от безграничной, словно вселенная, тоски по нему.


- Пошли, - уже знаю, что подразумевает под собой это слово.


Пошло ухмыляюсь, иду за широкой спиной. Пожираю глазами такую любимую фигуру. Сколько раз я впивался ногтями в эту спину, умирая под напором этого тела, сколько раз просил и умолял быть со мной, брать меня, любить меня…


Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное