Пятницкий

Каторга или только ссылка? Во время продолжавшихся допросов не прекращал борьбы, стараясь запутать жандармов, доказать несостоятельность ряда выдвинутых против него обвинений. Один неопытный жандармский офицер, проводя допрос, сам попался на удочку и не только сказал Пятницкому о начавшейся первой мировой войне, но и прочел весь обвинительный материал, подготовленный жандармским управлением, и предложение — высылка на 5 лет в Восточную Сибирь.

Осип продолжал бороться, доказывая, что обвинения, состряпанные охранкой, противоречивы, путанны и бездоказательны. В результате приговор смягчили, и Пятницкий получил только три года ссылки в Енисейскую губернию.

Разъяренный Познанский продолжал мелко мстить. Несмотря на объявление приговора и перевод в пересыльный коридор, где содержались товарищи по политическим делам, его еще несколько месяцев продержали в Самарской тюрьме. Отправлялся этап за этапом, а Пятницкого не вызывали. Он протестовал, писал заявления… Наконец после вмешательства прокурора его вызвали на этап. И последний, да, на этот раз уже последний, «подарочек» от Познанского. В тюремном дворе на трескучем морозе раздели донага и произвели тщательный обыск, ощупывая каждый шов верхней одежды и белья в поисках специальных тоненьких пилок — ведь это же тот самый Таршис, который совершил побег из Лукьяновской тюрьмы! Мало ли что он может придумать.

Погрузили в арестантский вагон и повезли. Далеко-далеко. На самый край России. Челябинск — пересыльная тюрьма. Ожидание конвоя. Теснота, духота, обмороки. Распахнуты окна — ив камеру врывается ледяной воздух. Хрипота, кашель, бронхиты и воспаления легких.

Красноярск — и снова пересылка. Опять томительное ожидание конвоя. Подтвердилось многое из того, что рассказывал Пятницкому о войне молодой жандарм в Самаре. Беспримерное предательство лидеров германской социал-демократии. Все депутаты рейхстага — социал-демократы проголосовали за предоставление военных кредитов, за империалистическую войну, и только один Карл Либкнехт при повторном голосовании в декабре поднял руку «против».

В кафе «Крауссан» активистом «Аксьон франсэз» Раулем Вилленом застрелен великий социалистический трибун Жан Жорес.

Еще накануне, 30 июля 1914 года, выступая в Королевском цирке в Брюсселе, он произнес страстную речь, полную отчаяния, но и надежды на интернациональную солидарность пролетариев всех стран.

Ну, а остальные? Жюль Гед, Марсель Самба, Пьер Ренодель, Леон Жуо?.. Они вместе с президентом Франции Раймоном Пуанкаре выступали за священное единение, то есть за войну до победного конца.

За войну был и Георгий Плеханов, что совсем не удивило Пятницкого, привыкшего к стремительным и непоследовательным вольтам маститого теоретика марксизма. Он с неописуемой тревогой думал о Ленине. Неужели и он останется в полном одиночестве, как и Карл Либкнехт! Ни на секунду не усомнился Пятницкий в позиции, которую должен был занять Владимир Ильич. Но пошла ли за ним масса рядовых членов партии? Оглушали, ошеломляли вести о патриотических манифестациях, проходивших чуть ли не во всех городах государства Российского. Рассказывали, что Пуришкевич, приехав в Одессу, демонстративно целовался с евреями… Военный угар…

Но вот в красноярской тюрьме удалось узнать об аресте пяти депутатов-большевиков думской фракции. Значит, большевики пошли за Лениным, против империалистической войны! Вместе с большевиками Буяновым, Масленниковым и Тун гулом Осип принял участие в жарких спорах с оборонцами из лагеря меньшевиков и бунда. Он и здесь, за толстыми стенами красноярской тюрьмы, беззаветно сражался за взгляды и дело Ленина.

Только 30 января 1915 года Пятницкого с небольшой группой политических, вместе с уголовными и так называемыми «военными преступниками», главным образом 132 немцами, австрийцами и турками, проживавшими в России, отправили этапом из Красноярска в Енисейск.

Шли пешком. Мороз. Снежные вихри. Плохо одетые, полуголодные ссыльные вышагивали по 15–20 верст в день, ночевали в холодных грязных этапках и поутру отправлялись «в путь кандальный, дальний».

Так 400 верст до Енисейска. А из Енисейска к берегам Ангары, до села Богучаны, еще 700 верст и тоже пешим ходом. Все дальше от большого Енисейского тракта. Все меньше населенных пунктов. Все крепче морозы. Бескрайняя, черно-белая мохнатая тайга. Ритмичный сухой скрип снега под ногами. Только что без кандального перезвона. Деревни крошечные, в несколько дворов, с выразительными названиями: Покукуй, Потоскуй, Погорюй… Да, погоревать, видно, придется. Экая глушь! Настоящее медвежье царство. Знал, что придется прожить здесь три года, но в воображении они растягивались в тридцатилетие, в бесконечность. А вдруг до конца дней своих предстоит жить в Покукуе! Вот уж накукуешься всласть.

Раскрылась Ангара. Неподвижная, застывшая, белая. Богучаны — большое село. На престоле пристав. И бог и царь. Но черт с ним, с приставом, и пьяными наглыми стражниками! В Богучанах полным-полно политических ссыльных. Обогрели, накормили, поделились последними новостями. Как-нибудь проживем.