Пятое Евангелие

Я кивнул.

– Точность нам не нужна, – продолжил он, – поскольку Диатессарон написали только в сто восьмидесятом году. Это важно: сперва плащаница, затем Диатессарон. Когда в Эдессе была написана книга, полотно уже находилось там.

– Допустим.

– Но что произойдет, – сказал он, сверкнув глазами, – если мы применим ту же логику к Иоанну?

– Что вы имеете в виду?

– Евангелие от Иоанна было написано около девяностого года нашей эры. То есть та же самая ситуация. Сперва плащаница, затем книга. Полотно оказалось в Эдессе до того, как Иоанн написал Евангелие.

– Но, Уго…

– Дослушайте. Вы показали мне, что Иоанн добавляет и убирает материал, как считает нужным, – а что, если Иоанн в своем Евангелии рассказывает нам о плащанице нечто новое?

Я поднял руку, чтобы остановить его.

– Уго, нельзя делать такие поспешные выводы. Не забывайте о географии. Татиан писал в Эдессе. Если плащаница находилась там, он ее видел. Но Иоанн писал не в Эдессе. Как бы он увидел плащаницу?

Прежде чем ответить, Уго отошел к книжному шкафу и достал свернутую карту. На ней изображалась древняя Сирия, от средиземноморского побережья до Евфрата и Тигра. Уго ткнул указательным пальцем в хорошо знакомую точку.

– Город Антиохия, – сказал он. – С большой вероятностью здесь было написано Евангелие от Иоанна. – Палец передвинулся на дюйм вглубь суши. – Город Эдесса. Где находилась плащаница. – Он поднял на меня глаза. – Дружественные города. Если бы плащаница прибыла в Эдессу около тридцатого года нашей эры, новость донеслась бы до Антиохии намного раньше девяностого года.

– Уго, мне кажется, это слишком смелое предположение, – покачал я головой.

– Почему? У нас масса исторических свидетельств, показывающих, что эти два города обменивались новостями.

Я нервно поерзал в кресле. Иоанн действительно включил в текст Евангелия новый материал – отголоски гностических идей и языческих философий и новое, христианское отношение к иудеям. Но Уго предлагал иное, нечто гораздо хуже: он заявлял, что Евангелие от Иоанна так же пронизано личными предрассудками и местным колоритом, как Диатессарон. Проблема лежала не в географии, а в личности. Татиан был блестящим, но эксцентричным одиночкой, человеком, который все дальше и дальше отходил от магистральной линии христианства. Он изменил текст Евангелий, чтобы они совпадали с воззрениями его секты. Автор Евангелия от Иоанна, кем бы он ни был, – гений философии, который обратил свою мысль на нечто новое и неизмеримо более высокое. Нечто крайне важное для всех христиан. На незримую истину о Боге.

– Пожалуйста, поймите, я это взял не с потолка, – сказал Уго. – Попытайтесь не поддаваться эмоциям. Это верифицируемая гипотеза – авторы как Евангелия от Иоанна, так и Диатессарона знали, что один из учеников Христа привез плащаницу в Эдессу, и отметили это в своих произведениях.

– Тогда давайте верифицируем эту гипотезу, – сказал я. – Говорит ли Иоанн, что на погребальном полотне имелось изображение? Нет. Говорит ли об этом Диатессарон? Нет. Говорят ли Иоанн или Диатессарон, что плащаницу привезли из Иерусалима в Эдессу? Нет. Гипотеза является ложной.

– Святой отец, – укоризненно покачал головой Уго, – вы сами понимаете, что это натяжка. Оба автора не стремились убедить нас, живущих две тысячи лет спустя, в том, что им казалось очевидным. Смешно им поднимать шум вокруг плащаницы, если все и так знают, что она в Эдессе. Так же смешно, как если бы вы или я подняли шум вокруг существования базилики Святого Петра.

– Тогда что вы пытаетесь доказать?

– Необходимо искать аллюзии. Несколько добавленных подробностей, чтобы Евангелия подтверждали то, что в Эдессе и Антиохии и так знал каждый.

– И что это за аллюзии?

– Прежде чем я отвечу, скажите мне вот что: после того как ученики нашли плащаницу, кому, как вы думаете, ее отдали на хранение?

– Не знаю. Думаю, стала общинной собственностью.

– Но ученики разошлись по всему миру, неся людям Евангелие. Кто из них должен был получить во владение плащаницу?

– Надо подумать. Евангелия об этом не говорят.

– Разве? А я бы предположил, что у Иоанна имеются на это намеки.

Он подождал, давая мне время на отгадку.

– Насколько хорошо вы помните историю о Фоме неверующем? – спросил он.

– «Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус, – процитировал я. – Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю. После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим. Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие».

– Превосходно, – сказал Уго. – Теперь я спрошу у вас вот что: приводит ли историю о Фоме неверующем какое-то другое Евангелие?