Пятое Евангелие

На сутане мог оказаться ярлычок. В стране одинаково одетых людей, мы подписываем на одежде свои имена. Но здесь ничего не было, только поблекший логотип ателье, недалеко от Пантеона. На другой вешалке висел ферайолоне, длинный плащ, который римские священники носят на официальные мероприятия. Наконец все сошлось. Я смотрел на парадную одежду священника. Этот человек собирался завтра на выставку Уго.

Нужно было придумать, как опознать его. Я положил сутану на кровать и открыл перочинный ножичек, висевший у меня на связке ключей. Сзади, сразу под воротником, я сделал разрез. Он был почти невидим, но когда сутана натянется на мужские плечи, разрез разойдется, и я увижу, как просвечивает белая рубашка.

В коридоре послышался шум. Я повесил сутану обратно и направился к двери – но тут мне в голову пришла одна мысль.

Я вернулся к столу и проверил ящики. Должно быть, где-то здесь. Нашелся счет за обед и еще одна бумажка, оказавшаяся штрафным талоном за парковку, – я сложил их к себе в карман. А потом на столике увидел то, что искал. Под листком бумаги лежал фирменный блокнот «Казы». Я открыл жалюзи и поднес блокнот под косой закатный свет. На странице виднелся едва заметный оттиск рукописной записи. Пять цифр моего телефонного номера.

Вот откуда взялся листок бумаги в машине Уго. И наверное, именно из этой комнаты мне трижды звонили в ночь перед его гибелью.

Здесь жили два священника. Один взломал мою квартиру, в то время как второй забрался в машину Уго в Кастель-Гандольфо. Все сходилось в этой комнате. Жаль, что я не остановил уборщицу, когда она выбрасывала мусор из корзины. Внутри наверняка было нечто поинтереснее пустой бутылки граппы «Юлия».

Внезапно дверь распахнулась. В номер вошла монахиня. За ней стояла уборщица.

– Святой отец! Объясните, что все это значит.

Я попятился.

– Вы здесь не живете! – воскликнула монахиня. – Немедленно ступайте за мной.

Я не пошевелился.

Позади нее появился швейцарский гвардеец. Тот самый, которого я видел на лестнице.

– Делайте, как она велит, святой отец, – приказал он.

Я придумал.

– Ден каталавэно италика, – сказал я гвардейцу. – Имэ Эллиника.

«Я не понимаю по-итальянски. Я грек».

Он нахмурился. Потом его осенило.

– Он из тех, которые наверху! – сказал охранник. – Все время не на тот этаж рвется.

Я заморгал, словно ничего не понял. Монахиня поцокала языком и махнула мне, приглашая следовать за ней. Я с облегчением повиновался.

Но тут вмешалась уборщица.

– Нет, – сказала она. – Он лжет. Я говорила с ним по-итальянски.

Меня привели в холл, где уже ждал жандарм. Он провел меня через двор в участок, располагавшийся внутри Дворца трибунала. Там была камера предварительного заключения. Но вместо того чтобы посадить меня туда, жандарм велел мне сесть на скамейку рядом со столом дежурного и вытащить все из карманов.

На свет явился счет за обед. Штрафной талон. Мой телефон. Содержимое моего бумажника.

Увидев ватиканский паспорт, жандарм очень заинтересовался. Когда узрел имя, вернул паспорт со словами:

– Я вас помню.

Я тоже его помнил. Он прибыл в Кастель-Гандольфо в ночь убийства Уго.

– Святой отец, какого черта вы забыли в «Казе»?

Бранное слово было знаком того, что я утратил его уважение и больше недостоин обращения, полагающегося священнику.

– Мне нужно позвонить, – сказал я.

Сам я тем временем внимательно смотрел на штрафной талон, стараясь запомнить указанный на нем номер машины.

Жандарм подумал и покачал головой:

– Я должен поговорить с капитаном.

К черту капитана.

– Мой дядя – кардинал Чиферри, – сказал я. – Дайте мне телефон.

Он вздрогнул, услышав фамилию дяди Лучо. Но у меня была другая фамилия, и жандарм с уверенностью заключил, что вправе мне не поверить.

– Оставайтесь здесь, святой отец, – сказал он. – Я вернусь.

Капитан все ему разъяснил. Через двадцать минут за мной приехал дон Диего. Я ожидал, что он будет в ярости. Он и был в ярости. Но не на меня.

– Вам повезло, что вы не потеряли работу! – сказал он жандарму. – Больше не смейте унижать членов этой семьи!

И пожалуй, это кое-что говорило о нашей стране: полицейский, зная, что прав, тем не менее выглядел испуганным.

Солнце стояло низко над горизонтом, когда мы шли по тропинке к дворцу Лучо. Диего не проронил ни слова. Его молчание показывало, что я впутался в такую неприятность, разговор о которой – за пределами его компетенции. Но я думал о другом. Перед глазами стоял только кардинал Бойя, глядящий на меня из-за портьер.

У дверей дворца я сказал:

– Спасибо, Диего. Но я не пойду внутрь.

– То есть?

– Мне нужно быть в другом месте.

Пять минут восьмого. У меня встреча с Майклом Блэком.

– Но ваш дядя…

– Я знаю.

– Он совершенно однозначно распорядился.

– Извинюсь перед ним в другой раз.

Уходя, я спиной чувствовал взгляд Диего.

На северный фасад собора Святого Петра никогда не светит солнце. Как мох на стволах деревьев, в жаркие дни здесь появляются священники, чтобы украдкой выкурить сигарету в густой прохладной тени. Каменные стены здесь – сорока футов в толщину и поднимаются выше, чем утесы Дувра. Сам ад не смог бы их нагреть.