Пятое Евангелие

Дворец трибунала располагался по диагонали от «Казы», оба выходили на ватиканскую заправку, только дворцу еще и выпало унижение оказаться позади выхлопных труб и дышать газами, которые добавляли к традиционному ватиканскому бежевому цвету облупившихся стен «сфумато»[20] бензиновой копоти. Римская Рота обычно заседала в историческом ренессансном дворце на другом берегу, недалеко от офиса Миньятто, но сегодня троим судьям Роты пришлось прийти сюда. В прежние времена наши канонические суды проходили вне ватиканских стен, а этот дворец оставили для гражданских дел. Но Иоанн Павел, единственный за всю историю папа, который пересмотрел оба кодекса канонического права – один для западных католиков, другой для восточных, – решил сменить и место проведения судов.

Нередко казалось, что дворец пропитан томным духом праздности. Судьи толклись снаружи, прислонившись к стене и держа в руках парики, коротали время между слушаниями. Как и ватиканские врачи и медсестры, наши мировые судьи – добровольцы, ввозимые из внешнего мира, работающие по совместительству юристы, чье основное место работы находится в Риме. Но сегодняшние судьи – другие. Древний трибунал Священной Римской роты – второй высший судебный орган церкви. Решения по существу дела мог отменить только сам папа. Рота – высший апелляционный суд для всех католических диоцезов на земле. Каждый год ее судьи рассматривали сотни дел, и почти каждый рабочий день аннулировали по одному католическому браку. Эта бесконечная рутина печально сказывалась на людях. Я знал монсеньоров Роты, которые старели на глазах. Работа делала их мрачными, педантичными и раздражительными. В этом зале суда не приходилось ожидать неторопливого судопроизводства в итальянском стиле.

Когда я подъехал, Миньятто ждал меня у зала суда. Он выглядел необыкновенно элегантным. Монсеньорская сутана была перевязана на талии поясом, заканчивавшимся двумя помпонами; они покачивались, напоминая кадила, которыми качают священники и дьяконы, распространяя дым благовоний. Подобные украшения запретили тридцать лет назад, когда папа упростил форму одежды римских священников, но либо для Миньятто сделали исключение, либо здесь имел место скрытый реверанс в сторону традиционализма, что, по мнению монсеньора, могло снискать благорасположение кого-то из членов суда. Мне, как греческому священнику, эти тонкости были чужды.

– Симон придет? – спросил я.

Тон Миньятто был строго профессиональным, бесцветным.

– Он в списке присутствующих. Другой вопрос, отпустил ли его кардинал Бойя.

– Мы ничего не можем сделать?

– Я делаю все, что в моих силах. А пока, пожалуйста, разъясните мне решение вашего дяди.

– Какое решение?

Миньятто подождал, словно рассчитывая на другой ответ. Наконец он сказал:

– Его высокопреосвященство уже в зале суда. Час назад он проинформировал меня, что сегодня собирается сидеть за столом в качестве прокуратора.

Я метнул взгляд в сторону дверей зала суда и сдержался, ничего не сказав.

Миньятто старался не выказывать раздражения. Но его мнение о нашей семье не улучшилось.

– Мне кажется, он мог бы с вами заранее переговорить. Так или иначе, я подал суду заявление о придании ему статуса locum tenens. Боюсь, что при вашем отсутствии.

Locum tenens. По-латыни – «заместитель».

– Мне нельзя зайти внутрь?

– Сегодня – нет.

– Зачем он это делает?

Миньятто понизил голос.

– Он сказал мне, что хочет поддержать вашего брата, когда тот будет давать показания. Его высокопреосвященство полагает, что две ночи домашнего ареста могли изменить позицию отца Андреу.

Я был зол на Лучо, который сделал из меня идиота. Но если он считает, что может заставить Симона говорить, значит у него есть на то основания. К тому же его решение предоставило мне возможность, которой я ждал.

Я достал телефон Уго и сказал:

– Вы должны кое-что узнать, прежде чем зайдете внутрь.

Когда я все объяснил, монсеньор побелел.

– Но я же просил вас ничего не предпринимать! – вскипел он. – Не вмешиваться в работу!

– Вы также сказали мне, что судьи рассмотрят доказательства вне зависимости от того, как и откуда они получены.

– Что вы имеете в виду?

– На телефон Симона поставили жучка, чтобы прослушать голосовую почту.

Миньятто сурово посмотрел на меня.

– Я вам говорил только то, что судьи правомочны формировать суждения на основе любых доказательственных свидетельств. Куда входит и наше поведение. Поэтому если секретариат скрывает вещественные доказательства или прослушивает своих сотрудников, о деле создается впечатление, которое работает в пользу вашего брата. А когда защита крадет улики, формируется такое мнение, которое только навредит ему.

– Монсеньор, вы не понимаете. Жандармы обнаружили улики, которые могли бы помочь Симону, но никто с этими уликами ничего не делает! Их даже не забирают из морга!

– О чем вы говорите?

Я хотел рассказать ему о телефонных звонках в мою квартиру в ночь перед взломом и о листке бумаги с моим номером в машине Уго. Но тогда пришлось бы рассказать Миньятто, что я делал вчера ночью, а он был слишком раздосадован, чтобы объективно оценить мои подвиги.