Читаем Пятое измерение. На границе времени и пространства полностью

Оставим этот разговор…нетелефонный… Трубку бросим.В стекле остыл пустынный двор:вроде весна. И будто осень.Вот кадр: холодное окно,ко лбу прижатое в обиде…Кто смотрит на твое кино?А впрочем, поживем – увидим.Вот счастье моего окна:закрыв помойку и сараи,глухая видится стена,и тополь мой – не умирает.Печальней дела не сыскать:весну простаивая голым —лист календарный выпускать,вчерашний утоляя голод.У молодых – старее лист…И чуждый образ я усвою:что дряхлый тополь – шелеститсовсем младенческой листвою,что сколько весен – столько зим.Я мысль природы понимаю:что коль не умер – невредим.Я и не знал, что это знаю.Что стая вшивых голубей,тюремно в ряд ссутулив плечи,ждет ежедневных отрубей(сужается пространство речи!) —и крошки из окна летят!Воспалены на ветке птицы:трехцветный выводок котят —в законных крошках их резвится.Вот – проморгали утопить —и в них кошачьей жизни вдвое;проблема «быть или не быть»разрешена самой собою.Их бесполезность – нам простят.Им можно жить, про них забыли…И неутопленных котятподобье – есть в автомобиле:прямоугольно и учтиво,как господин в глухом пальто,в конце дворовой перспективыстоит старинное авто.Ему задуман капремонт:хозяин, в ясную погоду,не прочь надеть комбинезон…В решимости – проходят годы!Устроился в родном аду,ловлю прекрасные мгновенья…В какую ж жопу попадуя со своим проникновеньем?!Котятам – сразу жизнь известна,авто – не едет никуда,соседу – столь же интересноне пожинать плодов труда…и мне – скорей простят небрежность,чем добросовестность письма:максимализм (души прилежность)есть ограниченность умаи – помраченье.Почернелина птицах ветви. Лопнул свет.Погасла тьма. И по панелипронесся мусор. И – привет!В безветрии – молчанья свист,вот распахнулась клетка в клетке —и птицы вырвались, как хлыст,оставив пустоту на ветке.Двор – воронен, как пистолет,лоб холодит прикосновенье…и тридцать пять прожитых леткороче этого мгновенья.И – в укрощенном моем взоре —бесчинство ситцевых котят,и голуби, в таком просторе,с огромной скоростью летят.

27 мая 1972

Невский проспект

Гранту

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Андрея Битова

Аптекарский остров (сборник)
Аптекарский остров (сборник)

«Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь», — написал автор в 1960 году, а в 1996 году осознал, что эта книга уже написана, и она сложилась в «Империю в четырех измерениях». Каждое «измерение» — самостоятельная книга, но вместе они — цепь из двенадцати звеньев (по три текста в каждом томе). Связаны они не только автором, но временем и местом: «Первое измерение» это 1960-е годы, «Второе» — 1970-е, «Третье» — 1980-е, «Четвертое» — 1990-е.Первое измерение — «Аптекарский остров» дань малой родине писателя, Аптекарскому острову в Петербурге, именно отсюда он отсчитывает свои первые воспоминания, от первой блокадной зимы.«Аптекарский остров» — это одноименный цикл рассказов; «Дачная местность (Дубль)» — сложное целое: текст и рефлексия по поводу его написания; роман «Улетающий Монахов», герой которого проходит всю «эпопею мужских сезонов» — от мальчика до мужа. От «Аптекарского острова» к просторам Империи…Тексты снабжены авторским комментарием.

Андрей Георгиевич Битов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Публицистика / Документальное / Биографии и Мемуары