Пятое колесо в телеге

Из проема стал заметен подрагивающий свет. Похоже на пламя. Значит, факелы я все же угадал. А алтарь в бархате?

– Все уже здесь, ты последний, – выдал Димон ценную информацию и подтолкнул меня в спину. – Я не закрываю. Здесь буду.

Порадовал, нечего сказать…

– Мне не пофиг? – из вредности огрызнулся я и шагнул в мерцающий полумрак.

Короткий коридорчик, поворот, сразу за ним – еще один в другую сторону. А дальше – пара ступеней подъема и… длинное, полузасыпанное битым кирпичом помещение с небольшим рвом по периметру. Впечатление, будто центральная площадка висит в воздухе. Во мраке! Иллюзия усиливается еще и оттого, что свет от горящих светильников на стенах в ров не попадает – мешают декоративные выступы. Это специально так? Интересно.

В дальнем конце зала – темные фигуры в плащах.

Стоят по кругу.

В центре темнеет бесформенная куча. Свет туда тоже не попадает, но с потолка свисает что-то похожее на самопальную люстру. Пока не зажженную.

У торцевой стены – деревянный крест, закрепленный вверх ногами. Явно сперли с чьей-то могилы – виден даже выгоревший на солнце след от снятой таблички. На перекладине креста расставлены горящие свечи. Наверняка эти балбесы купили их тут же, рядом – в церкви Всех Святых.

Эти имбецилы просто великолепны в своем цинизме!

В мерцании свечей на торцевой стене виднеется изображение козлиной морды в перевернутой пятиконечной звезде. Как ее – пентаграмма? Картинка, надо сказать, выполнена довольно искусно: во-первых, размер огромный – до самого потолка, теряющегося во мраке, а во-вторых – прорисованы все мелкие детали, вплоть до шерсти на козлином носу и…

А что это у него на лбу?

Я присмотрелся к рисунку, медленным шагом приближаясь к группе безликих придурков, бормочущих себе под нос какую-то абракадабру вслед за центральным диджеем, что стоял под рисунком.

А на лбу у козла – знак бесконечности! И крестик, воткнутый в центр лежащей на боку восьмерки. С двумя перекладинами. Я догадался – это тоже перевернутый крест.

Все вместе – символ «Церкви сатаны»!

Вот уже и начинаю разбираться… в сортах дерьма.

Тьфу! Опять фекальная тема?

Я наконец приблизился к группе гуманоидов и тихонько встал между двумя ближайшими фигурами. Фигуры покладисто раздвинулись чуть шире. Отрадно. А вот то, что лиц не видно, это плохо. Половую принадлежность также определить довольно-таки затруднительно. Женские голоса были, но от каких истуканов конкретно они исходили, было непонятно.

Центральный «идол» – точно мужчина.

Сначала он утробным голосом произносил какую-то фразу, потом включалась массовка – повторяли все остальные. Язык непонятен. Надо думать – один из диалектов Преисподней. На глаз придурков было гораздо меньше тринадцати. Можно было бы сосчитать точно, но я опасался уж слишком откровенно вертеть головой. Навскидку – не больше десяти. Со мной. Надо полагать, кого-то не отпустили родители. А может, кто-то сам начал «косить» по идейным соображениям. Как Ольга, к примеру.

Она, кстати, должна быть где-то здесь – или справа, или слева от центрального заводилы. Она же Жрица!

Бормотание усиливалось, становилось густым и угнетающим. Микшируясь с собственным эхом, вся эта абракадабра превращалась во всепроникающий звуковой фон, создающий атмосферу жутковатого Средневековья.

А неплохие тут аниматоры!

И режиссеры. Да и звукооператор не дурак, на пару с художником-оформителем.

Знать бы еще сценарий!

Галдеж дошел до кульминационной точки, и, когда я начал опасаться, что, не ровен час, нас и на троллейбусной остановке услышат, он неожиданно стих. Резко! Одновременно вспыхнула люстра над центром. Живым огнем! Я имею в виду – зажглось настоящее пламя, такое же, как и в странного вида светильниках на стенах.

Как-то упустил я момент чирканья спичками или, на крайняк, зажигалкой – хитро как запалили! Этакий выпендреж циркового иллюзиониста. Говорю же – грамотная команда.

Я вдруг обнаружил, что основная масса присутствующих зачем-то встала на колени, поспешно сам бухнулся наземь. На ногах стоять оставались только трое под перевернутым крестом. «Центровые», как их окрестила бы шпана с моего двора. Слово, надо сказать, имеет у шпаны негативную коннотацию. Как и у меня… по отношению к присутствующим здесь. «Ты что, центровой тут?» – говорил какой-нибудь хулиганистый шкет, и на шпанячьем языке это означало: «А не оборзел ли ты, часом, мил-человек? Как насчет огрести по жбану?»

Однако…

Что-то у меня начинает неконтролируемо зашкаливать уровень неприязни к… «членам моего нового кружка». Причем внешне – без всякого на то видимого основания. Стоят себе люди в балахонах, бубнят, ничего плохого не делают. Разве что со спичками балуются в стиле Арутюна Акопяна, но я же не инспектор МЧС? Даже не преподаватель-организатор ОБЖ!

А то, что они придурки, так то интимное дело каждого.

Центральный из оставшихся на ногах сделал шаг к алтарю. Протянул торжественно руку и взялся за материал, наброшенный сверху. Нагоняя интриги, выдержал секунд десять паузы, потом громко крикнул: «Шемхам! Фораш!» – и резко отдернул ткань в сторону.

Все замерло в гулкой тишине.

Особенно я.