Пятое колесо в телеге

На самом деле эта откровенная манипуляция страхами безответственного комсомольца имела совершенно другую цель – банальную легализацию моего неоправданно долгого отсутствия. На целый день! Это при том, что поставленная задача реально могла занять от силы всего-то часа полтора, не больше.

Просто мне подумалось, что нужно еще раз посетить своих новых друзей-строителей в лице пухлой Леночки и меломана Сени, который, кстати, как раз на сегодняшний день и зазывал меня на перезапись Юрай-Хипов – после занятий, надо думать, благо они первого сентября укороченные.

С какой целью посетить?

А не по душе мне оставлять мутные непонятки за своей собственной спиной!

Вот не все мне пока ясно и с тем невиданным спасением студентки, которое нарочно и не придумаешь, и с самой этой студенткой, обрывающей светские разговоры по телефону на самом интересном месте. Да и безобидный Сеня показался мне не таким уж и простым, как хотел предстать в тот вечер. Какой-то шальной у него глаз!

Короче говоря, размышляя на досуге о том сюрреализме в строительной общаге, я все больше и больше убеждался в необходимости вдумчиво покопаться в этом змеином клубке странностей и недомолвок. Что называется, непосредственно на месте происшествия. Да и знаменитое кладбище хотелось бы лично посмотреть. То самое место, где неизвестные насильники мучили Ленкину подружку почем зря.

Зачем? Понятия не имею.

Однако чувствую, что вредным не будет.

Через каких-то полчаса я уже был в техникуме. Прямо разбежался соблюдать не нужную никому конспирацию – это главному комсомольцу есть за что огребать, а меня тут еще никто даже и в лицо не знает. Логично?

– Я за копией приказа для Надрезова, – вломился я в приемную, не тратя ценного времени на «можно войти», «здрасте» и всякие прочие вежливые прелюдии. Молодняк, он же такой – слегка грубоватый и… не слегка туповатый, с точки зрения персонала учебного заведения.

Нужно ведь соответствовать стереотипам.

Мари-Ванна, полная румяная женщина бальзаковского возраста, которая из-за чрезмерного общения со студенческой молодежью совершенно не смеется в цирке, внимательно посмотрела поверх очков на оборзевшего шмакодявку-первокурсника, задумчиво побарабанила коротко остриженными ногтями по столешнице и все же решила на первый раз оставить легкомысленную жертву в живых… пока. И даже без явно выраженных телесных повреждений.

– Не помни́! – лаконично проинструктировала она меня, коротким движением двинув какой-то листок с машинописным текстом к краю стола. – Помнешь – умрешь.

Сильнее и не скажешь!

Стих прямо. Пушкин с Маяковским нервно курят в сторонке.

– А че выписка-то незаверенная? – рискнул я блеснуть навыками бюрократии и тут же получил ожог по всему телу, сродный по эффекту с действием гиперболоида инженера Гарина.

А ведь женщина всего лишь бросила на меня выразительный взгляд!

– Тебе кровью заверить? – скучным голосом поинтересовалась она и неожиданно извлекла из верхнего ящика стола кухонный топорик для отбивных. – Давай руку.

Нехилые у нее канцелярские принадлежности!

И вообще редкостное чувство юмора у секретарши директора советского техникума. Как у того боцмана…

– Да мне… да мы… да… думаю, и так, скорей всего, сойдет, – невнятно проблеял я, толком и не придумав, чтобы достойно ответить на… шутку.

И, кстати. Надеюсь, это шутка была?

– Мари-Ванна! Зайдите! – донеслось из-за приоткрытой двери директорского кабинета.

Женщина еще пару секунд покрутила топорик у себя перед носом, мечтая о чем-то о своем, потом грустно вздохнула и с явным сожалением швырнула инструмент в ящик.

– Свободен, – бросила мне, шумно поднимая с хлипкого стула свой могучий торс, и на пару десятков децибел громче в сторону директора: – Уже иду, Виктор Петро-ови-ич!

Меня сдуло.

Собственно, миссия выполнена. Лишь бы дорогой товарищ Блюм Иван Гюнтерович не придрался в порядке «ордну́нга» к документу без печати. В остальном – действительно, и так сойдет.

Я вышел из приемной и храбро сложил выписку пополам.

Помял, стало быть. Потом, слегка замешкавшись и невольно бросив осторожный взгляд на дерматиновую дверь, загнул листок четвертью да и сунул его в задний карман. И так тоже… сойдет.

Не будем делать из бумажек культа.

«Безумству храбрых поем мы песню»!

– Товарищ студент!

От неожиданности я крутанулся на месте.

О! Борис Афанасьевич, наш препод по технологии металлов.

Моложавый качок лет сорока, резкий в движениях и в раздаче двоек направо и налево. Сидишь, бывало, на лекции, мечтаешь о чем-нибудь музыкальном, и вдруг откуда-то из-за спины: «Караваев! Минимальный процент углерода в чугуне?» – «Э-э…» – «Садись, два». – «За что?» – «Вторая двойка. Еще есть вопросы к преподавателю?» – «Думаю… нет вопросов, Борис Афанасич. Достаточно. Уже сажусь». А злодей уже рисует две обещанные цифры в учебный журнал.

Как-то так и было.