Когда до меня дошла суть вопроса, я аж ходить разучился – встал как вкопанный, вытаращив на девчонку глаза. Темные кудряшки, серо-зеленые глаза, пухлые губы и еле заметные конопушки на носу – дите дитем! Хотя с формами все в порядке, этого не отнять. Вполне сформировавшаяся по нашим южным меркам девушка.
Фигуристая на загляденье, только очень изящная.
– Ты из нашей… то есть… из группы М-111?
Застенчивый кивок в ответ.
Да как так-то? Я ведь не мог никого забыть!
Откуда в этой версии моей реальности появилась сия «Барби»? Не было в нашей группе никого даже и близко на нее похожего! В других местах – возможно, но в технаре! Железно нет. Такую грех не запомнить.
Может быть, как вариант, она быстро отчислилась из технаря в моей прежней жизни? Так, что даже в стройотряде не успела побывать. Тогда – да, сходится. Тогда при таком раскладе мог я ее и не встретить.
Успокоился немного, выбрав себе более или менее приемлемое объяснение.
– А как звать тебя… Швецова?
– Вика. А тебя?
– Да… тоже. В смысле – Витей меня зовут. Получается, как и тебя.
Девчонка хихикнула, тут же став похожей на веселого лисенка:
– Смешно. Виктор и Виктория.
Я растерянно пожал плечами:
– Чего тут смешного-то? Просто… тезки.
Опять тезки. Мало мне было комсомольского вожака!
– Да нет же! – щебетала девчонка, семеня за мной между рядами коренастых виноградников. – Смотри, «Виктор и я» – получается Виктория! Понял?
Что она хочет этим сказать?
Что за «тонкие» намеки на «толстые» обстоятельства? И вообще про Викторию и Виктора – это древний «баян» из арсенала сопливых статусов гламурных львиц социальных сетей. А! Тут же этого нет. Так что, получается, сама придумала эту фишку? Родоначальница?
– Прикольно, – равнодушно бросил я через плечо. – А папа у тебя не Анатолий, случайно?
– Нет. Брони́слав. Стогис Бронислав. Он литовец. А Швецова я по маме.
Вот откуда такая белая, нетипичная для наших мест кожа! И конопушки.
– Виктория Брониславовна. Увесисто! На тебя посмотришь – иначе как Брониславовной и не назовешь! Повезло так повезло.
– Почему?
– Да у тебя имя с отчеством, как у главбуха какой-нибудь солидной конторы. Сразу представляется центнер живой женской плоти. Короче, не идет тебе.
– А какое имя подошло бы?
– Ну-у… Тошка, например. Тошка-Виктошка. И без отчества чтоб…
– Мне нравится. Зови меня так.
Я вздохнул. Почему у меня ощущения, что меня… кадрят?
Обычно бывало наоборот!
– Ну ладно… Тошка. Это твои ящики?
– Ага. Тут пять, там пять и в конце еще десять.
– Да ты, мать, стахановка! – Я ухватил сразу четыре ящика и, пыхтя, почапал «сдаваться». – Не надо, не бери!
Это я заметил, повернув голову, как пигалица вцепилась в оставшийся одинокий ящик.
Ага. Так она и послушалась. Вот характер!
Потянулась за мной, пошатываясь и багровея от напряжения. Фигасе она слабенькая! Того и гляди, на вынужденную посадку пойдет. Пропеллером в борозду. Как она вообще до пятнадцати лет дожила?
Лисенок Тошка.
Полудохлый.
Решительно поставив свои ящики на грунт, я развернулся и отобрал у нее непосильную ношу. Виктория Брониславовна пискнула было протестующе, но я сделал вид, что тут никого нет, – легко оттер ее плечом, даже не почувствовав в воздухе какого-либо сгустка материи. Поставил на свою стопку пятый ящик и, крякнув, взял вес. Тяжело, блин! И видимость по курсу нулевая, так как перед глазами – кусок фанеры. Благо направление можно корректировать по виноградным рядам справа и слева.
А вот спереди… только по наитию.
Только слабое у меня «наитие» оказалось. Ненадежное!
Именно по этой причине в конце своего нелегкого пути я, вместо того чтобы триумфально вытереть пот с заслуженного лба и омыться в лучах женского восхищения, банально споткнулся о вездесущего учетчика, оказавшегося у меня на пути, и… низринулся оземь!
Аки дуб.
А что? Дуб и есть, потому что грохнулся я как бревно неодушевленное. Вместе с ящиками, разумеется. И вместе с Фасулаки, которому мало того что досталось от фанерных углов, так еще и бо́льшая часть виноградной массы опрокинулась именно на разнесчастного грека, как на участника нашей инсталляции, занявшего позицию «я тут снизу полежу».
И «полежу», и «покричу», ибо Жорик подо мной и виноградом заверещал так, что о его неприятностях услышал весь наш рабочий гектар. Со всеми живыми организмами на его поверхности. А это сто на сто метров, на секундочку!
Вот умеет же человек привлечь к себе внимание!
И праздник для людей устроить – не хуже, чем фестиваль бразильский! Я некоторых слов, что доносились из глубин виноградной кучи подо мной, даже в своем почтенном возрасте никогда не слышал. К тому, что они уж точно не являлись древнегреческими вульгаризмами. Все родные, исконно русские.
Так даже и не в словах дело!