Пятое путешествие Гулливера

При этом я постарался уменьшить свою долю, против чего он отнюдь не возражал. Когда же он заснул тяжелым пьяным сном, я отцепил ключ, тихо открыл дверь и выбрался на палубу. К счастью, было темно, как в законопаченной бочке, так что я мог незаметно спуститься по веревке за борт. До берега было не более двухсот ярдов. Я выбрался на берег и стал выжимать свою одежду, когда увидел приближающийся ко мне свет фонаря. Еще через несколько секунд мелькнуло несколько фигур, бегущих ко мне. Один из них что-то крикнул. Я ответил по-пекуньярски, что я безоружен, и стоял молча. Вдруг раздался выстрел, мне обожгло плечо, и я упал на песок.

ГЛАВА ВТОРАЯ Гулливер в госпитале, он узнает о великом императоре Оане. Равные и сверхравные

К счастью, эквигом оказался не очень метким стрелком.

Пуля прошла навылет сквозь мякоть плеча, но я, вероятно, потерял много крови. Поэтому, когда эти люди тащили куда-то меня, мокрого и окровавленного, сознание мое стало затемняться.

Очнувшись, я почувствовал, что мое плечо крепко перевязано, так что, кровь больше не течет, а сам я лежу на чем-то вроде кровати, совершенно голый, но прикрытый старым, вытертым одеялом. Вошел человек и, увидев, что я в сознании, помог мне приподняться и натянуть на себя какую-то рубаху. При этом я сделал неловкое движение, плечо мне пронзила острая боль, и я едва снова не потерял сознание. Бинты стали пропитываться кровью. Человек вышел из комнаты и вернулся с другим, в котором по уверенным движениям и повелительному голосу можно было узнать врача. За ними вошли еще двое и встали у дверей.

Врач искусно размотал бинты и стал смачивать рану каким-то раствором.

Вдруг за окном раздался крик и удары не то колокола, не то гонга. Врач оставил меня, все четверо повернулись лицом к исписанным непонятными буквами полотнищам, висевшим на стенах, и стали выкрикивать какие-то слова, по всей видимости молитвы. Подобные восклицания доносились из-за окна, сквозь открытую дверь комнаты и еще откуда-то. Потом крики сменились монотонным бормотаньем, которое постепенно затихло.

Все это время я лежал с открытой раной, которая, к счастью, кровоточила не очень сильно. Пока врач делал мне перевязку, я присмотрелся к эквигомам. Все четверо были одеты совершенно одинаково: в длинные рубахи из какой-то ткани, похожей на мешковину, и штаны до колен. На ногах были грубые башмаки с деревянными подметками. Скоро я убедился, что все жители этой страны, мужчины и женщины, носят одну и ту же одежду. Равенство здесь включало стремление к тому, чтобы женщина внешне как можно меньше отличалась от мужчины.

Когда врач кончил свою работу, один из эквигомов, стоявших у дверей, о чем-то спросил его. Врач бросил на меня испытующий взгляд и ответил. Трое вышли, остался только тот человек, который принес мне рубашку. Он, очевидно, спал в моей комнате на втором топчане, стоявшем в нескольких футах от моего. Я чувствовал себя очень слабым и скоро заснул.

Когда я проснулся, мне принесли тарелку тушеных овощей, которые я съел с аппетитом, так как не ел, вероятно, уже больше суток. Мой сосед обратился ко мне с каким-то вопросом, который я, естественно, не понял. Тогда, к моей радости, он спросил по-пекуньярски, говорю ли я на этом языке. Когда я ответил утвердительно, он спросил:

— Как ты себя чувствуешь? Можешь ли отвечать на вопросы?

Я сказал, что охотно отвечу на любые вопросы, так как чувствую себя лучше. Он вышел и скоро вернулся с теми двумя эквигомами, которые присутствовали при перевязке и на молитве. Один из них задавал вопросы, а второй записывал. Мой сосед был переводчиком.

— Как твое имя? — перевел он первый вопрос.

Я ответил, что на родине меня звали Лемюэл Гулливер, а в Пекуньярии мне дали имя Нэмис, что значит Морской Человек.

— С какой целью пытался ты проникнуть в Эквигомию?

Я коротко рассказал свою историю и сказал, что не имел ни малейшего злого умысла, высаживаясь в их стране. Эквигомы внимательно выслушали, и переводчик снова спросил:

— С какой целью ты действительно пытался проникнуть в Эквигомию?

Я повторил то же самое с некоторыми дополнениями и подробностями, но услышал опять:

— Скажи прямо, с какой целью ты пытался проникнуть в Эквигомию?

Эта странная игра возобновлялась много раз, так что я сильно устал. Эквигомы посовещались и ушли, оставив со мной переводчика. Впрочем, он был, видимо, также сторожем, санитаром и слугой. Я решил, что настало время мне задать несколько вопросов, и спросил для начала, где я нахожусь. Оказалось, что в военном госпитале, куда меня доставили солдаты, один из которых стрелял в меня.

— Почему он стрелял? Ведь он видел, что я безоружен.

— Он будет наказан.

— Кто те люди, что задавали мне вопросы?

— Один из них — сверхравный. Все эквигомы равны, но некоторые, особо заслуженные, равны более других. Мы называем их сверхравными.

— Но почему сверхравный не верит тому, что я говорю? Ведь это чистая правда.