Пятое сердце

– Видите беседку? – Клеменс указывал на рощицу между двумя красивыми большими домами. – Мы с Гарриет Бичер-Стоу построили ее в складчину точно на границе наших владений. В теплый летний денек или в прохладное осеннее утречко мы приходили туда посидеть, поболтать, обсудить неизбежный упадок западной цивилизации.

– Гарриет Бичер-Стоу еще жива? – спросил Холмс. «Хижина дяди Тома» шла в лондонских театрах со времен его детства.

– О да, – ответил Клеменс. – Если не ошибаюсь, ей сейчас восемьдесят два. Она все так же мила и все так же упряма. Как сказал при встрече с нею президент Линкольн, «маленькая женщина, чья книга начала большую войну».

Экипаж остановился, пропуская две строительные подводы. Все четверо смотрели на беседку. Клеменс продолжал:

– Иногда по ночам я не мог уснуть. Тогда я шел в беседку, посидеть на перилах, покурить, полюбоваться звездами и луной, и частенько заставал там миссис Стоу. Мы беседовали до рассвета, две счастливые жертвы бессонницы.

– Интересно, что обсуждали при луне два столь разнообразно одаренных и прославленных литератора? – спросил Генри Джеймс. – Природу зла? Прошлое и будущее черной расы в Америке? Книги и пьесы?

– По большей части, – сказал Клеменс, вынимая сигару изо рта, – мы говорили о наших недугах и хворях. Особенно до того, как в восемьдесят шестом скончался мистер Стоу. Она рассказывала, что болит у нее, а я – что у меня.

Хоуэллс заулыбался, и Холмс понял, что у Сэма Клеменса на подходе очередная байка. Экипаж все еще стоял, дожидаясь, пока подводы проедут мимо.

– Помню, однажды ночью, – сказал Клеменс, выпуская изо рта сигарный дым, – она сетовала на свои боли, убежденная, что они обещают скорую смерть… Бедняжка почти так же мнительна, как и я… Так вот, я с удивлением обнаружил, что список ее жалоб почти целиком совпадает с перечнем симптомов, от которых я незадолго до того полностью избавился!

Подводы уже проехали, и экипаж двинулся дальше по мощеной дороге, плавно огибавшей пологий холм.

– Я сказал ей… – продолжал Клеменс, – я сказал ей: «Гарриет, мой врач только что вылечил меня от всех этих неприятностей!» – «Какие лекарства он вам прописал?» – спросила маленькая миссис Стоу. «Никаких лекарств! – отвечал я. – Врач просто велел мне сделать двухмесячный перерыв в моих вредных привычках: не пить сверх меры, не курить без остановки и не разражаться потоком божбы по поводу и без повода. Так что бросьте пить, браниться скверными словами и курить месяца на два, и станете как огурчик!»

Он сквозь дым вгляделся в попутчиков, убеждаясь, что они по-прежнему внимательно его слушают.

– «Мистер Клеменс! – воскликнула она. – За мной никогда не водилось ни одной из этих ужасных привычек!» – «Никогда?» – переспросил я, ибо, должен сознаться, господа, пришел в ужас. «Никогда», – повторила Гарриет Бичер-Стоу, плотнее кутаясь в шаль от ночной прохлады. «Что ж, моя дорогая, – с безграничной грустью произнес я, – коли так, для вас нет никакой надежды. Ваш воздушный шар падает, а у вас нет балласта, который можно выбросить из корзины. Вы всю жизнь пренебрегали своими пороками».

Экипаж остановился на перегибе холма, и пассажирам предстал бывший дом Сэмюеля Клеменса. Клеменс и Ливи по-прежнему им владели, но уже два года как сдали его в аренду некоему Джону Дэю и его жене Алисе, дочери Изабеллы Хукер, за столь необходимые двести долларов в месяц. Клеменс сказал, что сегодня дом в полном распоряжении гостей: он телеграфировал Джону и Алисе и те уехали до вечера.

Холмс, выбравшись из экипажа, оглядел трехэтажное здание из светло-красного кирпича, которому свет и тень придавали богатое разнообразие оттенков. Из-за острых фронтонов с балкончиками дом походил на замок; над porte cochère[19] высилась двухэтажная башня с большим окном.

Клеменс заметил, что сыщик разглядывает дом.

– Некоторые писали и говорили, будто я хотел, чтобы он напоминал лоцманскую рубку на речном пароходе, – сказал он, давя ногой окурок сигары. – Однако я так не задумывал. Просто получилось удачное совпадение.

Он достал из-под цветочного горшка ключ, отпер замок и распахнул дверь.

Гости прошли несколько ярдов по коридору. Уже отсюда Холмс видел, что дом посвящен хорошему вкусу и качественным вещам. В его холостяцкой спальне и в гостиной дома 221б по Бейкер-стрит царил кавардак: все бросалось где попало и как попало, по крайней мере, пока миссис Хадсон не вмешивалась и не наводила порядок, однако сыщик умел ценить уютную домашнюю обстановку. Именно она предстала сейчас его глазам.