Пятое время года

А. В. Елисеев весьма детально описал особенности Гадамеса, с которым мы только что познакомились: «Представьте себе массу зданий, небольших, построенных из глины и сырца и сливающихся между собой почти в одну сплошную массу, перерезанную лишь немногими открытыми улицами и маленькими площадями, разделяющими не отдельные ряды домов, а целые кварталы. В этих последних уже нет даже тех кривых и тесных улиц, которые так характерны для всех городов Востока, а лишь одни темные коридоры, перерезывающие во всех направлениях тесно слившуюся между собой массу домов Гадамеса. Эти коридоры вовсе не похожи на крытые сводчатые улички многих городов Востока, в которые все-таки проникает дневной свет; это скорее ходы подземных галерей, в которых ходят с фонарем даже в течение дня. Немногие отверстия вроде шахт, проделанные в толще сводов этих туннелей, пропускают слишком мало дневного света в глубину улиц Гадамеса, которые предназначены почти исключительно для пользования мужчин. Прекрасная половина населения Гадамеса в противоположность мужчинам, обреченным ходить во мраке подземных галерей, обитает на террасах своих домов, правда отгороженных небольшими стенами, но вместе с тем соединенных между собой так, что образуется обширная площадь, тянущаяся над всем подземным Гадамесом. Эту поверхность террас можно сравнить с верхним деком корабля, предназначенным для пользования пассажиров высшего класса, тогда как подземные галереи, пересекающие также весь город, — с тюремными помещениями для непривилегированных пассажиров. Старый «мудир» (управляющий. — О. Г.) очень остроумно назвал всю площадь террасы, образующую настоящие улицы, переулки и целые кварталы, верхним или женским Гадамесом в противоположность нижнему — мужскому. В туннели подземного города позволяется, впрочем, спускаться не только рабыням, имеющим право пользоваться ими наравне с мужчинами, но и свободным женщинам в исключительных случаях»

[25].

Наше пребывание в Гадамесе закончилось на высокой ноте: за два дня до отъезда мы получили приглашение на свадьбу, а на следующий день — на концерт местного ансамбля, который побывал в Москве в 1985 году и принимал участие в вечерах советско-ливийской дружбы.

Свадьба, как и во всех мусульманских странах, раздельная. Нас пригласили в отгороженное от улицы палаткой место, застеленное коврами. В центре горит костер, и его неровные всполохи освещают сидящих вокруг туарегов в широких, окрашенных индиго плащах и белых чалмах, называемых «лисам исанджад», закрывающих всю голову, кроме глаз. Все сидят молча и смотрят на огонь, который поддерживает молодой парень, подбрасывающий смолистые сучья пустынных кустарников. Нас угощают сладким чаем в маленьких стопках с пенной шапкой. Я заговорил с соседом. Узнаю, что невесте 14 лет, жениху 21 год. Жених — «где-то здесь», а невеста в сотне метров отсюда, в небольшой палатке, поставленной прямо перед новым домом. Мой собеседник отгибает у подбородка белую чалму-платок и подносит ко рту стопку чая.

Насчет этого платка и обычая туарегов закрывать лицо существует несколько объяснений, причем почти каждый европеец, встретившись с туарегом, непременно задает ему вопрос, почему мужчины здесь закрывают лицо, а их женщины-мусульманки нет. Самое распространенное объяснение, и притом частичное, заключается в том, что туарег прячет лицо от пыльных бурь, которые нередко случаются во время долгих переходов по пустыне. Затем он, мол, так привык к чалме, что перестал снимать ее даже дома, хотя во время еды ему приходится проделывать неудобные движения и подносить ко рту пищу и чай снизу, чуть-чуть приоткрывая платок.

Здесь мне объяснили, что такую белую, а в некоторых случаях голубую чалму начинают носить с 15 лет. В день достижения этого возраста родители мальчика, который уже становится мужчиной и может принимать участие в войне, жениться и водить караваны, устраивают праздник. Если это объяснение соответствует действительности, то чалму впервые надевают в дни обряда инициации, которым многие восточные народы отмечают совершеннолетие. Если у мальчиков это событие приходится на 15 лет, то, вполне вероятно, девочки взрослеют на год-два раньше. Во всяком случае, невесте, о которой идет речь, 14 лет.

Отвечая на мой вопрос, собеседник говорит, что в прошлом он сам ходил с караванами в Томбукту (ныне в Мали) и Кано (север современной Нигерии). По его словам, от Гадамеса до Кано караван делает около 90 дневных переходов, называемых «мархаля», причем каждая мархаля, как говорилось выше, равна 30–40 километрам (примерно столько в день может пройти груженый верблюд), а до Томбукту — примерно 70 переходов. Караванщики могут два-три дня отдыхать у колодца. Уже в гостинице я посмотрел на карту, нашел Томбукту и Кано. По прямой линии от Гадамеса до Кано 2,1 тыс. километров, а до Томбукту — более 1,8 тыс. Но караваны не ходят по прямой, и поэтому дорога в данном случае занимает более трех месяцев в один конец.