Пятое время года

Отказ Каллимаха от воспевания героизма не был воспринят всеми его последователями. Один из учеников поэта, 20-летний Аполлоний, написал поэму о героическом походе аргонавтов за «золотым руном» и любви Ясона и Медеи. Собрав друзей, учителей и знатных горожан Александрии, среди которых был и Каллимах, он прочитал свою «Аргонавтику», вызвавшую бурю восторга у его приятелей и возмущение у зрелой публики. Каллимах пожаловался правителю, и Аполлоний был отправлен на Родос. Так к его имени прибавился эпитет Родосский. Здесь, на острове, он переработал свою поэму и вскоре приобрел как учитель и поэт такую славу, что родосцы даровали ему гражданство. Позднее Аполлоний Родосский возвратился в Александрию и возглавил Александрийскую библиотеку.

После поздних исправлений среди действительно блестящих отрывков о любви Медеи, пораженной стрелой Эрота, жанровых сцен и диалогов в поэме появилось немало мест, перегруженных географическими сведениями. Некоторые исследователи даже называют «Аргонавтику» туристическим справочником, в который Аполлоний втиснул массу сведений о Европе и Северной Африке. Но вряд ли стоит судить поэта так строго, хотя бы потому, что его тема любви Медеи к Ясону перешла в «Энеиду» Вергилия, а затем в эпические поэмы классицизма.

В числе друзей и сторонников Каллимаха, выступавшего против Аполлония Родосского, был Феокрит (родом из Сиракуз), известный своими короткими эпическими поэмами и тем, что он создал новый литературный жанр — идиллию («картинка»), или буколику («пастушеское стихотворение»). В основе этого жанра лежало изображение добродетельной сельской жизни на фоне прекрасной природы. Идиллия требовала точности в деталях, и сочинения Феокрита можно назвать образцом реалистического искусства. Его поэма Праздник жатвы» в этом отношении показательна. Поэт, тоскующий в огромном городе по красоте естественного мира, рассказывает о прогулке по острову Кос к одному из своих приятелей, где он собирается отпраздновать праздник в честь греческой богини плодородия Деметры[11]:

Я же пошел к Фрасидаму; туда же Эвкрит направлялся,

Также красавец Аминт. Ожидало нас мягкое ложе:

Был нам постелен камыш и засыпан листвой виноградной,

Только что срезанной с веток. И весело мы отдыхали,

Много вверху колыхалось, над нашей склонясь головою,

Вязов густых, тополей. Под ними священный источник,

Звонко журча, выбегал из пещеры, где Нимфы скрывались.

В тень забираясь ветвей, опаленные солнца лучами,

Звонко болтали цикады, древесный кричал лягушонок,

Криком своим оглашая терновник густой и колючий;

Жаворонки пели, щеглы щебетали, стонала голубка;

Желтые пчелы летали, кружась над водной струею, —

Все это летом богатым дышало и осенью пышной.

Падали груши к ногам, и сыпались яблоки щедро

Прямо нам в руки, и гнулся сливняк, отягченный плодами,

Тяжесть не в силах нести и к земле приклоняясь верхушкой.

После Леонида Александрийского в Александрии не было крупных имен. Но это уже I век нашей эры, когда Рим полностью контролировал ситуацию. Творчество этого поэта кроме вкуса к деталям и индивидуальной жизни отличает еще и подобострастное отношение к римским кесарям. Так, Нерону поэт направляет следующее стихотворное послание[12]:

В день твой рожденья несет Леонидова Нильская Муза

Это посланье тебе, Кесарь, как жертвенный дар.

Жертвы ее, Каллиопы, бездымны; и если желаешь,

Больше тебе принести их будет рада она.

Или другой, не менее подобострастный гимн[13]:

Кесарь, прими и теперь от меня эту новую, третью

Книгу Харит, образец числами равных стихов.

Нил, отправляя ее, как и прежде, в путь чрез Элладу,

С нею земле твоей шлет самый певучий свой дар.