Пятое время года. Книга первая

Проводив взглядом уходившего Митю, Дмитрий Сергеевич Беклемишев вздохнул, налил себе еще коньяку и, тяжело опустившись в кресло, раскурил сигару. «Мальчишка, как есть мальчишка, – бились в голове гневные мысли, – да как он посмел! Юнкер-недоучка! Сосунок!», – старый князь был очень сердит. И не то чтобы он не любил молодого графа. Скорее наоборот, Дмитрий Сергеевич считал именно своего тезку наиболее prometteur (подающий надежды (фр.)), справным из всего младшего поколения Чернышевых. Мальчик имел все шансы далеко пойти, но сейчас он не представлял собой ровным счетом ничего и не мог предложить будущей жене ни положения в обществе, ни денег. «Молод, горяч, горд», – князь сам был таким, когда увез свою дорогую Dolly, попросту выкрав ее из отчего дома. И увез не куда-нибудь, а в Варшаву, к месту своей службы. Обвенчавшись с разрешения Великого князя Константина Николаевича,10 который был на свадьбе посаженным отцом, князь Беклемишев надеялся на долгую и счастливую жизнь с молодой женой и скорое примирение с ее родственниками. Только события, развернувшиеся в Варшаве в 1862 году,11 о которых князь не любил вспоминать, стоили ему самому преждевременных седин, а его дорогой Дашеньке потери первенца и тяжелой нервной болезни. «Конечно, сейчас такого не случится, да и Лика…», – подумал Дмитрий Сергеевич, но услужливое воображение тут же нарисовало ему картинку минувшего вечера, когда молодые люди так слаженно пели дуэтом. «И ведь сама его позвала! "Дмитрий Сергеевич, я сегодня не в голосе", так что, поди, и она к нему неравнодушна. Нет. Не бывать тому. Разлучить, разлучить как можно быстрее – с глаз долой, из сердца вон. А там в Петербург поедет, среди знати настоящей повращается, глядишь, и вовсе об нем думать забудет. Ну, а коли нет, да и юнец себя к тому времени проявит…», – Беклемишев залпом выпил коньяк и налил еще. – «Эх, молодо-зелено!» – в старом князе словно боролись два человека: один, который благоволил к юнкеру, потому что «сам такой был когда-то» и другой, с высоты нынешнего возраста и опыта оберегавший внучку от сильных потрясений, которые достались на долю ее бабушки, его ch`ere Dolly, и Дмитрий Сергеевич никак не мог решить – что предпочесть. На данный момент все было ясно – увезти Лику в имение, немедля, не дожидаясь Троицы, увезти в Аристово, подальше от этого юнца и всех Чернышевых (поведение Василия Сергеевича не осталось незамеченным), а вот дальше что делать? Сложный выбор князю не давался, потому решил он по старинке, что будет день, будет и пища, с тем и вышел из кабинета, кликнув Петьку, чтобы убрал там все незамедлительно и проветрил. Княгиня не любила запаху табака.

Далее надобно было собираться. Тревожить Дарьюшку, как любил князь называть про себя жену, он не стал, а позвав дворецкого, приказал укладывать вещи, накрывать завтрак и сообщить барышням, чтобы собирались немедленно – выехать надобно еще засветло.

Глава 6

– Что, братец, худо тебе? – в комнате Мити неожиданно возник старший брат. Ворот рубахи расстегнут, на ногах туфли домашние с загнутыми носами, в руке – стакан какой-то мутной жидкости, судя по запаху – рассолу. – На вот, опохмелись, легче будет. – Василий подошел к лежащему на кровати Мите и, наклонившись ниже и чуть расплескав содержимое стакана, втянул носом воздух. – Эээ, да ты не пьян, Дмитрий Сергеич, а что тогда Семен стенает, что барчуку плохо?

– Плохо. Хуже, наверное, и быть не может, Вася, да только выпивка твоя мне не поможет, – Митя сел на кровати, свесив ноги на пол. – Раствори окно, душно, и перегаром от тебя, хоть закусывай. – Ему вдруг стало так легко со старшим братом, как раньше, в той еще жизни, когда старшие опекали его, младшего, вводя, как они говорили, в общество. На самом деле чуть не каждую увольнительную юнкер ездил со старшими то в карты играть, то на балы, а то и в заведение. Именно Василий впервые привез его к Мадам, и даже сейчас, по прошествии времени вспоминая тот визит, Митя почувствовал, как отчаянно краснеет. Стыдно и неловко ему тогда было от взглядов и насмешек, и от собственной глупой гордости, когда домой поутру ехали.

– Отказала? – неожиданно спросил Василий, усевшись в кресле у окна и закурив сигару, которую достал из кармана халата.

– Старый князь отказал. Как мальчишку меня отчитал и выставил, на порог велел не пускать и писем не писать, – Митя встал с кровати и заходил по комнате.

– Не мельтеши, Митрий, голова кружится, – старшему из братьев было явно плохо. – Правильно князь Дмитрий Сергеевич сказал, мальчишка ты и есть. Курса не окончил даже в училище, а еще Академия, – начал Василий наставлять младшего, но тот перебил:

– Не пойду в Академию, испытания выдержу и на флот в гардемарины. Я уже узнавал, год учиться буду в Морском корпусе, а потом на мичмана экзамен держать и во флот. А там – в Николаевскую морскую Академию, – чувствовалось, что юнкер давно уже для себя все решил и распланировал, только случая не было рассказать.