Пятьсот миллионов бегумы. Найденыш с погибшей «Цинтии»

«Тайна, окружающая Стальной город, может еще заключать в себе опасность, — рассуждал он. — Я только тогда буду спокоен, когда мне удастся рассеять этот мрак и вытащить на свет эту тайну».

И он решил вернуться в Штальштадт и во что бы то ни стало добиться разрешения загадки.

Напрасно доктор Саразен пытался отговорить его от этой затеи; тщетно старался он убедить Марселя, что это дело рискованное, опасное, что ему на каждом шагу может грозить какая-нибудь страшная неожиданность, что это все равно что самому лезть в преисподнюю.

— Герр Шульце не такой человек, чтобы исчезнуть так просто. Он, даже умирая, не забудет о том, чтобы приготовить ловушку своему врагу. Нельзя даже представить себе, на что способно такое чудовище, — убеждал Марселя доктор.

— Вот именно потому, что я совершенно согласен с вами и допускаю возможность всего того, что вы говорите, дорогой доктор, — отвечал Марсель, — я и считаю своим долгом отправиться в Штальштадт. Это бомба, у которой нужно вынуть фитиль, прежде чем она разорвется, и я даже хочу просить у вас разрешения взять с собой Октава.

— Октава?! — воскликнул доктор.

— Да, да. Вы только посмотрите, какой это молодец. На него смело можно положиться, и я уверяю вас, что эта маленькая прогулка пойдет ему только на пользу.

— Ступайте, дети мои, и да сохранит вас бог! — с волнением сказал старик доктор, обнимая Марселя и сына.

На следующий день на рассвете Марсель и Октав, оставив позади пустынные рабочие поселки, подъехали к воротам Штальштадта. Оба были прекрасно вооружены, предусмотрительно запаслись всем необходимым, и оба твердо решили не возвращаться домой до тех пор, пока им не удастся раскрыть эту черную тайну.

Они вышли из экипажа и пошли по дороге вдоль высоких укреплений города. И тут их глазам предстала мрачная действительность, которой так долго отказывался верить Марсель.

Завод молчал. На беззвездном небе смутно вырисовывалась темная громада — ни одного освещенного окна, ни зарева огней, ни вспышек искр, разлетающихся огненным снопом, ни газовых рожков, ни фонарей. Никаких признаков жизни. Безмолвие и мрак. Казалось, будто смерть витает над городом, а черные трубы торчат, как обугленные скелеты. Звук шагов гулко разносился в пустынной тишине.

— Какое уныние! — невольно вырвалось у Октава. — Точно по кладбищу идешь.

Было семь часов утра, когда они подошли к главным воротам Штальштадта.

На крепостном валу, где раньше стояли, как столбы, часовые, не видно было ни души. Но мост перед воротами был поднят, и Марсель с Октавом остановилась на краю глубокого рва метров в пять-шесть шириной.

Они потратили не меньше часа, пока им удалось закинуть за железную перекладину ворот захваченный с собой канат. Наконец Марселю посчастливилось удачно закрепить петлю, и Октав поднялся по канату на высокие ворота. Марсель кинул ему одно за другим все, что у них было с собой, а затем и сам поднялся тем же путем. Перебросить тот же канат по ту сторону стены, переправить «обоз» и спуститься самим было делом нескольких минут. Они очутились теперь на окружном шоссе, по которому некогда шествовал Марсель, направляясь в сектор «О». И тут тоже была пустыня и тишина. Прямо перед ними высились угрюмые заводские здания. Они глядели на них черными глазницами окон и точно говорили пришельцам: «Прочь отсюда! Какое вам дело до наших тайн?»

— Пожалуй, лучше всего нам пройти к воротам «О», я их знаю, — сказал Марсель.

Они повернули налево и вскоре подошли к массивной арке, на которой посредине красовалась буква «О». Тяжелые дубовые ворота, окованные железом, были закрыты.

Марсель поднял с земли большой булыжник и, размахнувшись, ударил им в ворота.

Ответом ему было только эхо.

— Ну, марш на приступ! — крикнул Марсель.

Они снова принялись забрасывать канат на ворота и порядком измучились, прежде чем им удалось прочно зацепить его. Наконец они очутились по ту сторону стены, на главном проспекте сектора «О».

— Стоило трудиться! — с негодованием воскликнул Октав. — Берем приступом одну стену — вырастает другая, третья… Что же это, так до бесконечности?

— В строю не рассуждать! — смеясь, крикнул Марсель. — Вон посмотри-ка лучше — направо мой цех. Я с удовольствием загляну в него еще раз. Кстати, мы там захватим кое-какие инструменты и несколько динамитных шашек.

Они вошли в громадный литейный цех, где начал свою карьеру в Штальштадте молодой эльзасец. Каким мрачным казался теперь этот цех, со своими потухшими печами и покрытыми ржавчиной рельсами! Серые от пыли подъемные краны, словно виселицы, простирали вверх свои громадные разъятые руки! Это зловещее зрелище леденило сердце. Марсель поспешил увести отсюда Октава.

— Вот этот цех, пожалуй, будет интереснее для нас, — сказал он, направляясь по знакомой дороге к столовой, в которой когда-то обедал каждый день.