Пятьсот пять

— Ни в какой Даллии они не живут! Никакой фабрикой не владеют! Прозябают в Сурексе и все в долгах, под суд за растрату скоро пойдут. Вот и решили покровительство приобрести, злыдни хитроумные!

Ласси покивала. Значит, речь шла о бабушкиной подруге, которая пристроила к ним Бранта.

— Просила позаботиться о мальчике! Неслыханная наглость! — выплескивала свое недовольство леди.

— Ну, ты можешь и дальше о нем заботиться, — не удержалась Лас. — Например, помочь ему хоть немного освоить даллийский. Я правильно понимаю, что уехать ему туда все равно придется, — она хитро посмотрела на бабушку, но та шутку не поддержала.

— Как бы ни так! — отрезала она. — Сам-то он ужом вывернулся! И как!

— Неужели? — Ласси была по-настоящему удивлена.

— Каким-то образом еще вчера успел с этой Квотс обручиться! Свадьба, говорят, уже на этой неделе! А, главное! Где они могли встретиться? Только здесь! У меня под носом сговорились! — леди Бердайн бросила на внучку такой взгляд, который просто кричал: «Ты только посмотри, что происходит!».

А Ласси вспомнила, наконец, что упавшая на Бранта дама, действительно, носила это имя.

— Это нам урок, бабушка, — она решилась воспользоваться ситуацией. — Не стоит привечать в доме всех подряд. А может, вообще, сделать паузу в светской жизни?

— Об этом не может быть и речи! — та недовольно взглянула на внучку. — Выйдешь замуж, тогда и сделаем паузу, хоть на двадцать лет!

Лас оставалось лишь вздохнуть и разрабатывать план дальнейших действий. Всю следующую неделю она пыталась выявить подноготную подсовываемых бабушкой ухажеров, которых даже без Бранта и Дальдана было слишком много, задавая неожиданные провокационные вопросы и ловя тех на обмане, однако, несмотря на то, что ловились все, они с упорством достойным лучшего применения продолжали являться на вечера и оказывать навязчивые знаки внимания. Сама же Ласси почти подошла к пределу собственного терпения. После одного такого вечера, полного нелепых кавалеров, она решилась-таки на новую вылазку на Хант-стрит, но, пытаясь пройти через магическую защиту, обнаружила, что ту сменили и украденный ею амулет более не действует. Более того, на ее попытку новая защита отреагировала как на вторжение, вследствие чего пришлось, обдирая колени, лезть обратно на балкон, а затем вздрагивать от шорохов, производимых отцовскими гвардейцами, которые всю ночь бродили по саду.

Ищущие замужества девицы на бабушкины вечера являлись с тем же непонятным для Лас упорством, что и кавалеры. Казалось бы, ее очевидная позиция должна была сыграть на руку их планам, но те почему-то оставались недовольны и свое раздражение, прикрываясь лицемерно сладкими улыбками, выливали на Ласси. Когда являлись только двое, Бертель и Миранда, у них не хватало ни ума, ни смекалки, чтобы ее задеть, но третья, Гастинда, обладала отточенным жалом и явно недолюбливала Лас.

— Я даже не представляю, как можно желать работать! — заняв позицию недалеко от кресла, в котором сидела младшая хозяйка дома, воскликнула Гастинда на следующий вечер после неудавшейся вылазки, когда настроение у Лас и без того было невеселым.

— Тем более возиться с грязными беспризорниками! — добавила Бертель, без стеснения поглядывая на Ласси в ожидании реакции. Та же сделала вид, что ничего не слышала, но провокаторши, видимо, любым способом решили добиться своей цели, так как на сказанном не успокоились.

— Я слышала, что суфражистки возжелали служить в гвардии и жить в казарме вместе с мужчинами!

— Неужели, Гастинда! — отозвалась одна из ее подружек.

— Не могу поверить! — добавила вторая. Лас снова никак не отреагировала и даже не посмотрела в сторону трех подружек, которые шаг за шагом пробирались все ближе и ближе к ней. Встать сейчас и уйти означало бы признание в бегстве, поэтому она вынужденно терпела глупую болтовню.

— А эти демонстрации протеста — просто смех!

— Нет ничего нелепее, чем эта вера в то, что пройдясь с плакатами по Марж-стрит можно на что-то повлиять!

— Согласна, Гастинда!

— А эти белые передники! Что может быть безвкуснее?

— Полное отсутствие вкуса! Не удивлюсь, если они шьют их сами!

Последнее было правдой, и вся идея с передниками принадлежала Ласси. Это было одновременно символом чистоты помыслов и приверженности интересам обычной женщины, вечно занятой то работой, то домом, то детьми. Но и это она объяснять болтливым клушам не стала.

— А их предводительница?! Поговаривают, что это, на самом деле, мужчина. Поэтому она постоянно ходит в брюках!

— Вы уж будьте последовательны, леди Гастинда, — Ласси все-таки не выдержала. — Если мужчина, то «он», а если говорите «она», то это женщина.

Ожидавшая чего-то другого, или вовсе не ожидавшая отпора, главная злословица не нашлась с ответом, чем воспользовалась любопытная Миранда.

— А правда, вы бросаете на жандармов с палками? — спросила она.