Пятый ангел вострубил

Батюшка этот принял тебя очень приветливо, ласково и сердечно, но говорить о делах масонских вывел из храма и даже за церковную ограду. Вежливо и участливо выслушав твои грандиозные творческие планы по возрождению масонства в России, он как бы даже совсем некстати вдруг предложил… съездить в Святую Землю в составе паломнической группы Московской Патриархии. «Приложитесь ко Гробу Господню, а потом продолжим этот разговор», – сказал батюшка.

Я засобиралась так, как будто это было давным-давно принятым решением. А ведь дорого! К тому же мы так основательно вытряхнулись с постройкой дачи… Но деньги как-то вдруг быстро нашлись, все моментально оформилось, а поездка откладывалась, откладывалась…

Переписка о признании Великой ложи России полна напыщенных формулировок. Чего стоит одно обращение: «Весьма Досточтимый Великий Мастер!»

+ + +

Очередная наша зимняя вылазка в Париж была в 1995 году тоже особой. Бастовал весь, абсолютно весь городской транспорт. Город был совершенно парализован: таких автомобильных пробок не видел еще никто и никогда! Даже мотоциклистам было трудно проехать, и они задыхались от выхлопных газов под длиннющими парижскими эстакадами. Парижане совершенно преобразились. Они стали ходить пешком, интенсивно общаться и кооперироваться для совместных путешествий на работу. На нашей Насьон – самой просторной парижской площади – народ митинговал. Жгли почему-то костры, орали в мегафоны, распевали «Марсельезу». Веяло Французской революцией, гильотинами, романами Гюго… И еще – репетицией тех потрясений, «успокоить» которые явится антихрист. Чувствовалось: тысячи и миллионы людей на улицах ждали единицы – со знаком минус – что рано или поздно встанет перед ними.

И вот на таком фоне меня посвятили во второй градус. Это было гораздо более впечатляюще, чем первая инициация. Все показалось мне… кощунственным! На одной из «досок» в ходе ритуала появляются подряд, все вместе, в одном ряду, имена: «Пифагор, Моисей, Христос, Магомет, Будда». Тогда, может быть, я не смогла бы объяснить толком, почему имя Спасителя, принявшего крестную муку за род человеческий, написанное вот так, среди исторических персонажей, пусть даже великих – меня буквально перевернуло и потрясло… А «сестры» мне в ответ: не надо проповедовать свои конфессиональные православные взгляды. У нас это не принято.

Скорее всего, это возмущение было у меня не на уровне сознания. Вряд ли это была мысль о полной безнадежности и обреченности нашего дела, о невозможности «исправления» масонства. Вряд ли это вообще была мысль. Это было, пожалуй, ощущение – смутное, невыразимое, но очень сильное и острое. Какое-то болезненное, странное, страшное. Предчувствие?

«Великая женская ложа» находилась в 10-ти минутах ходьбы от Насьон. Все «сестры», конечно же, и подвезти предлагали – те, кто был за рулем, и проводить пешком… Я от всех отбрыкалась. Не только радости от посвящения, но и веселья от агапы – не было. Не было вообще, как бы, никаких чувств. Может быть, это и называется «окаменелым нечувствием»? Господи! Избави от этого омертвения! Это непередаваемое, ужасное состояние…

+ + +

Между тем Париж все больше превращался в иллюстрацию к знакомой до «судорог до бормотания» книге Ленина «Государство и революция». Народ ошалел совершенно. «Низы не хотели, верхи не могли». Накал страстей приближался к роковой отметке. На улицах становилось опасно, тревожно. Кое-где кого-то били. Город кишел цветными в полицейской форме с жуткими собаками…

Праздник Высших градусов всегда совпадал с последними днями перед католическим Рождеством. Главная предрождественская забота Парижа – подарки. Подарков надо купить огромное количество, а при французской жадности – дешевых. Самые дешевые подарки – на барахолках, в китайских и арабских лавках восточных пролетарских районов – т.е. в наших краях. И вот в последнюю предрождественскую субботу городские власти каким-то чудом пустили главную линию метро, пересекающую город с запада на восток. Народ рванул за покупками. Ну а как эти, не знающие что такое очереди и штурм прилавков, французы ходят по магазинам? С детьми, собаками, стариками в инвалидных колясках! Бедные! Думали ли они, что их ждет…

В середине дня на площади Насьон начался невероятно людный и страшно агрессивный митинг. На нашей тихой, закрытой – «частной» – улице в.двух шагах от митингующих я ничего не знала. Думала, что первая линия работает, и я спокойно доберусь до Интерконтиненталя за десять минут. Однако что-то мне подсказывало: выйти надо все же пораньше, на всякий случай. Родина-мать приучила не доверять официальной информации. И еще она приучила вечерние туфли с каблуками в десять сантиметров носить с собой в свертке, а добираться до места их конкретного использования в обуви попроще.