Пятый постулат

Девушка могла разве что перевязать Веся получше да убедиться, что других серьезных ран нет. Для этого пришлось Веся полностью раздеть, но другого выхода не было. К счастью, иных повреждений она не обнаружила, а ожоги и царапины за серьезные не посчитала, тут Янык был прав: сами заживут. Правда, она все равно их промыла и обработала водкой: при неимении других антисептиков и это было настоящим подарком. Маша не сомневалась: будь Весь в сознании, предпочел бы употребить этот… напиток вовнутрь, но, по счастью, он лежал без памяти.

Кузнец, который суетился по хозяйству: подносил воду, чистые тряпицы (хорошую простыню не пожалел на бинты!), — из лучших побуждений предложил остричь аристократу длинные волосы. Оно бы и неплохо: перепачканная золой коса марала чистые подушки, да и в целом страшно мешала Маше при перевязке. Однако девушка все-таки не согласилась — слишком жива была в памяти та недавняя сцена, когда Весю досталось за его длиннющие патлы, а кроме того, ей врезались в память слова, что шевелюра Веся напрямую связана с его служением богу, а тревожить богов без причины, или, пуще того, оскорблять их, Маша теперь опасалась, пусть вслух и не признавала этого. Слишком многое из того, что произошло на ее глазах, никак нельзя было объяснить с материалистической точки зрения. Пусть девушка допускала, что она просто слишком мало знает, но все же предпочитала не шутить такими вещами.

Так что с волосами Веся пришлось повозиться, но все же обработать рану и перевязать ее удалось без ущерба для его драгоценной косы. Подумав, Маша ее еще и расчесала — нашелся в хозяйстве Яныка невесть откуда взявшийся лошадиный гребень, — иначе потом Весь бы такой грязный колтун не разодрал!

На этом возможности помочь Весю у Маши закончились, оставалось лишь ждать, когда он придет в сознание.

Теперь, когда Весь, выглядевший особенно маленьким и несчастным на монументальной кузнецовой кровати, оказался весь в повязках, Маше снова стало его жаль. Она свыклась с ним и даже к причудам аристократа стала относиться намного снисходительнее. В конце концов, они товарищи по несчастью в этом негостеприимном мире, пусть даже дальше их дороги навсегда разойдутся, но сейчас они были соратниками и не раз помогали друг другу. Конечно, это не означало, что Маша была готова принять все выходки Веся, однако и бросить его на произвол судьбы просто не могла. Хорошо всё-таки, что он жив, а то девушку бы совесть замучила!

Маша прикрыла дверь, чтоб меньше тревожить пострадавшего, и остановилась, не зная, что делать дальше.

— Да ты присаживайся, — понял ее сомнения кузнец. — Сейчас чего перекусить найду. Ты, небось, еще не вечеряла?

— Не успела, — согласилась Маша.

Но садиться не стала — негигиенично есть за неубранным столом и среди грязной посуды. А разве настоящая общевистка станет бояться работы?

Так что девушка принялась убирать со стола и складывать посуду в таз: мыть ее так не слишком-то удобно, но за время работы у портного она наловчилась.

Янык не перечил, одобрительно наблюдал, как девушка споро хозяйничает.

— Я пока что конька вашего в кузню сведу, — решил он. — А то тут вдвоем и не повернуться! Я живой ногой туда-обратно, идти-то всего ничего…

Вскоре в комнате уже был полный порядок: блестела свежевымытая посуда, вещи расставлены и разложены, грязные полотенца заменены чистыми: нашелся у кузнеца сундук с разным нужным тряпьем, видно, от матери остался или от сестры…

А сам он и правда возвратился очень скоро, долго умывался во дворе у бочки с дождевой водой, фыркал и отдувался, а когда вошел в дом, Маша его и не признала сразу! Оказалось, что у Яныка чистая светлая кожа (кое-где сажа не отмылась, но это уж мелочи), волосы от воды завились кольцами, да и в целом он оказался парнем хоть куда.

— Ну, давай поедим, что ли! — весело сказал он, усаживаясь за стол. — Глянь в печи, там было чегой-то…

В печи нашелся чугунок с какой-то похлебкой, да и каша с грибами томилась на припеке. Летом печь обычно топят далеко не каждый день, а готовят сразу на неделю, так что это можно считать большой удачей.

Маша проворно собрала на стол — каша, кринка молока да кусок хлеба составили их ужин. Кузнец от души поблагодарил девушку за помощь, и они принялись с удовольствием уплетать вкусную рассыпчатую гречку.

— Прощения просим, если что не по вкусу, — прогудел кузнец, наевшись. Голос его напоминал гудение огня в печи кузницы. — Хозяюшки в доме нет, а без бабской руки, сама понимаешь…

Маша кивнула в знак согласия — понятно ведь, что мужчине не с руки самому с домом управляться, да еще и в кузнице работать.

А кузнец продолжал:

— Хозяйством у меня племянница заправляет, но у нее своя семья, некогда ей особо у меня возиться. Женка моя померла уже два года как, да все никак работящую девку не подберу, чтоб не зазорно было женой назвать. А ты, я смотрю, девица справная и прилежная, работа так и спорится!