Пятый прыжок с кульбитом

-     Если на правую грудь спящей женщины положить сердце совы, то женщина выдаст во сне все свои секреты.

-    Правда, что ли? - поразилась она. - Да ладно!

-     Однозначно, верняк, - я солидно покачал головой. - Осталось только найти сердце совы, спящую женщину, и понять, какие именно секреты нас интересуют.

Ника прыснула:

-     Этот метод нужно маме рассказать. Следователю такие коварные ходы знать надо непременно.

После этих слов она посмурнела, а глаза подозрительно заблестели. А я, как ни в чем ни бывало, продолжил:

-        Воспаленную опухоль можно лечить компрессами. Делать припарки должна обнаженная девушка, обязательно девственница. При этом ей самой и пациенту необходимо соблюдать пост. Дотронувшись до больного места тыльной стороной ладони, она говорит: «Аполлон запрещает развиваться той болезни, которую лечит обнаженная девственница».

-    И что?

Я пожал плечами:

-    Ясное дело, после такого лечения болезнь прекращается.

-     Пост выдержать можно, - хмыкнула Ника, отпирая входную дверь. - Но где в наше время изыскать девушку, которая девственница? Невероятное условие, практически невыполнимое. Попроще лекарства у вас нет?

-      Возможно, - согласился я. Другой вариант тоже имелся в запасе: - Боль можно успокоить, прижав к больному месту живую утку Боль перейдет к ней. В смысле, к утке.

В прихожей за эти годы ничего не изменилось, я привычно разделся и снял обувь. Глядя в ростовое зеркало, пригладил волосы. Ника двинула мне тапочки.

-    Живая утка? Хм... Это уже реально, - кивнула она, переходя на заговорщицкий шепот.

-    Утку купить несложно. Или она тоже должна быть девственницей?

-      Бережной! Ты что там, охмуряешь мою дочь? - сварливый голос, полный яда, раздался из гостиной.

Заранее предупрежденная по телефону, Елизавета Сергеевна нарядилась в красный спортивный костюм «Адидас» и кроссовки той же фирмы. Сидела она в кресле, с косынкой на голове. Красивый шелковый платок, в алых цветах по черному фону, Авдеева завязала сзади, в стиле семидесятых. Одна непослушная прядь из-под платка все-таки вылезла, и она предательски блестела сединой.

-    Поздорову ли, матушка? - ласково осведомился я, не обращая внимания на холодный прием.

-     Ника, зачем ты привела в дом жулика? - сдвинув брови, Лизавета насупилась. - Я-то думала, что дочь ведет сюда настоящего лекаря. Развесила уши и губы раскатала, дура старая...

Вопрос о жуликах остался риторическим, поскольку по моему знаку девушка молча скрылась на кухне. Аура Лизаветы едва просматривалась, а поверх платка над головой висел плотный серый кокон боли. Это было понятно издали, с первого взгляда. В усталой изможденной женщине, с тусклыми глазами столетней старушки, прежнюю Авдееву узнать было трудно. Время коверкает людей почище программы «Фейс ап», а еще надежнее это умеет делать злая болезнь.

Лизавету я узнал, хотя последний раз мы виделись давненько. Ничего тут не поделаешь, некоторые лица врезаются в память крепко и надолго.

-     Ну-с, голубушка, как наши дела? - добрым тоном, срисованным с лысого доктора, вопросил я. Затем оглянулся.

Постель на диване, наспех накрытая пледом, явно являлась местом постоянной дислокации Лизаветы Авдеевой. На это указывала табуретка с чайной чашкой и раскрытой книгой, а также подол ночной сорочки, выглядывающий из-под подушки. Стол у окна оказался завален салфетками, упаковками лекарств и одноразовыми шприцами. В комнате пахло дезодорантом, и совсем немного - цветочными духами, чем-то сиреневым. Однако эти ароматы не перебивали тяжелый запах болезни.

-    Дела как сажа бела, - буркнула Лизавета слабым голосом. - Чего приперся?

-     На тебя посмотреть, - сообщив очевидное, я бесцеремонно подтащил ближе стул, чтобы присмотреться к голове.

-      Тоже мне, нашел диковину, - процедила она, поджав губы. - Отцвели уж давно хризантемы в саду...

С левой стороны головы, внутри мозга, пульсировал красноватый шарик. Словно мерзкий ежик с колючими иглами, он ощетинился яркими протуберанцами метастаз. Неважные дела творились в этой голове, и здесь пора срочно чего-то решать.

-        Ничего, Лизавета Сергеевна, прорвемся, - подпустив в голос добродушия и миролюбия, я коснулся серого кокона. Нет, такую плотную стену с наскока не прошибешь. Крепче репейника вцепилась болезнь в несчастную женщину... Вслух же продолжил терапевтические мантры: - Будут у нас еще хризантемы с гладиолусами. Все будет, милая, только дай срок.

-    Ну ты и наглец. Бережной, - ядовито вспыхнула Елизавета. - Мало того что жулик, так еще и негодяй. Не постеснялся заявиться к наивной дурочке, которую когда-то соблазнил и бросил?

От такого обидного обвинения я даже подпрыгнул:

-      Это я тебя бросил? А не наоборот? Вот кто, интересно, тогда внезапно улетел в Москву? Даже с маленькой дочкой не попрощалась. Слава богу, хоть бабушке позвонить догадалась. Она-то меня, темного, и просветила.

-    Так сложились обстоятельства, Бережной, - она устало прикрыла глаза. - Люди мы подневольные, с начальством не поспоришь. Сказали ехать - мигом снялась и поехала.