Пятый туз

– Я клянусь, Иван Васильевич!.. Если вы всё честно и подробно изложите – жить будете.

* * *

Лобачев гнал машину по проселочной дороге, пока не нашел подходящее место.

Это был съезд к берегу маленькой речки. От дороги его заслоняли высокие кусты, а противоположный берег был болотистым и пустынным.

Федор развел костер. Затем он вынул из багажника саперную лопатку, инструменты и небольшой пакет, завернутый в грязную промасленную тряпку. Лобачев первым делом извлек новые номера.

Замена номеров заняла пять минут, и старые были сложены шалашиком над костром.

Федор вытер руки и начал рассматривать новые документы… Он готовил их год назад и многое забыл.

Обычный и загранпаспорт, водительские права, документы на машину, трудовая книжка, визитные карточки…

С документов на него смотрело знакомое лицо. Стрижка чуть короче и усы. Теперь он будет Торопов Федор Дмитриевич… Многие данные совпадают, но место рождения – Каунас. И по трудовой книжке вся сознательная жизнь проведена в Прибалтике – практически невозможно проверить.

Федор открыл маленькую коробочку и мысленно похвалил себя: клей, флакончик со спиртом, салфетки, запасные усы. Все предусмотрено. Он наклеил усы, взял кейс, подошел к костру и начал осторожно, по листочку, жечь старые документы.

Ну вот!.. Теперь он Федор Торопов, житель славного подмосковного города Лобня… И квартира имеется. За газ и свет уплачено.

Прописка, слава Богу, подлинная.

Федор начал копать довольно глубокую яму, куда через некоторое время поместил обгоревшие номера и остатки документов.

– Ну, все! Кремация завершена, – с печальной усмешкой подумал он. – Такая вот могила для господина Лобачева… Без речей и военного оркестра.

Размышления Торопова прервал звонок по сотовому телефону. Можно не отвечать, но и страшного пока ничего нет.

Федор решительно включил аппарат:

– Слушаю вас.

– Это я, Александр. У меня информация срочная.

– Говори коротко.

– Этот меня кинул. Брать меня готовились. Но мы ушли чисто. Я его выпотрошил. Куча важных сведений.

– Ты вот что, голубчик. Затаись на время. Я тебя скоро найду. Должник я твой.

– Понял. Жду.

Возвращаться в Москву очень не хотелось.

Уже через десять часов он мог бы быть в Киеве и там отдохнуть, не беспокоясь о своей безопасности. Не станут его искать в соседнем государстве, хлопотно это очень. Да и искать-то будут Лобачева, а не его, не усатого и добропорядочного Торопова.

В Москву возвращаться не хотелось, но надо. Необходимо!

Первым делом – встреча с Елагиной.

Здесь все понятно… Пусть помогают. И она, и ее неудачливый любовник Корноухов.

Будут помогать! Еще как будут… Куда они денутся?!

И с Сашей надо встретиться, проинструктировать, деньги ему оставить…

Главное – пусть он Галаеву найдет. Пусть он что хочет делает! Пусть землю носом роет, по Москве бегает, у ее дома в Химках дежурит, но пусть найдет…

Федор понимал, что по большому счету Галаева ему совершенно не нужна. Все, что она могла рассказать, она уже сообщила… Или как раз сейчас протоколы подписывает…

Но иначе он действовать не мог. Его много раз обманывали, подставляли, кидали, но чтобы такая пустышка вокруг пальца обвела!

Нет, её найти! Непременно надо найти Галаеву и наказать… И пусть торжествует принцип неотвратимости наказания.

* * *

Елагина провела трудный день… Принятые сегодня решения определяли судьбу ее фирмы на ближайшее время. Не на годы, а на месяцы и даже на недели.

Надо было решить: открывать ли филиалы еще в трех городах Урала и Сибири. Готовность была полная, но теперь надо было платить деньги. Огромные деньги!.. Это новая реклама, техника, аренда помещений, зарплата сотрудникам. Взятки, наконец!

Любой чиновник на месте мог бы затормозить дело на месяц. Для него месяц не время. А для фирмы это два-три миллиона долларов убытков.

Елагина с улыбкой вспомнила ход совещания, когда ее «советник по экономическим вопросам» стал размахивать иностранными журналами и бросать их на стол:

– Это же наукой доказано. Это неоспоримый факт. Подобные фирмы держатся ровно девять месяцев. Ровно девять – и затем обвал, крах.

– Но я вас не понимаю, уважаемый Лев Борисович, – неуверенно улыбнулась Елагина. – Нашей фирме уже десять месяцев. Мы что, уже перехаживаем?

– Десять! Конечно, десять. Как будто я не знаю, что десять, – с одесскими интонациями парировал Лев Фурман. – Нам десять месяцев с момента регистрации брака, так сказать. А девять месяцев считается от момента начала раскрутки – первый открытый пункт сбора, первая мощная реклама… И не надо, Евгения, на меня так смотреть… Да, девять месяцев! А вам не дают покоя ассоциации с беременностью?

– Простите, Левушка, – добродушно рассмеялась Елагина. – Не буду я вас больше смущать. Я не предполагала, что вы такой невинный мальчик.