Пиджин-инглиш

И тут Поппи меня поцеловала. Ни с того ни с сего. Несколько раз, прямо в губы. Восхитительно. На этот раз я не испугался. Поцелуй был теплый и совсем не мокрый. И никакого языка. Дыхание ее пахло апельсиновым «Тик-таком». Микита моментально вылетела у меня из головы, забыть и затоптать.

Я закрыл глаза, продолжая идти вслед за Поппи. Какие мягкие у нее губы. Само умиротворение. Так бы и заснул навсегда.

Коннор Грин:

— Эй, глядите, у Гарри деревяшка! Что случилось, сегодня что, Праздник Деревяшек?

Коннор Грин принялся кидаться в нас ватными шариками. Я словно пробудился от сладкого сна, когда и просыпаться-то не хочется.

Поппи:

— Отсохни, Коннор.

Мы подошли к воротам, где Поппи ждала мама. Хорошо бы их машина сломалась и я проводил Поппи до дома пешком!

Поппи:

— Ну, пока.

Я:

— Пока.

Поппи помахала мне рукой из машины, и я помахал ей в ответ. И вовсе не педики это придумали. Я понял, почему люди машут друг другу. Показать, что они вместе. Я облизал губы. На них остался вкус дыхания Поппи. Это единственный супердар, который мне нужен.

Дин говорит: подождем до понедельника и пойдем в полицию. Нам надо собрать все вещдоки и подготовить речь. Дин должен решить, какие игры он желает получить вместе с «Плейстейшн». Еще надо все рассказать нашим мамам и в участок отправиться вместе с ними, а то вдруг копы нам не поверят. Дин говорит, нам могут устроить экскурсию, надеюсь, покажут камеру пыток. Вот бы запихать Убейцу головой в ведро с водой и держать, пока не признается. В Англии в тюрьмах стоят телевизоры и даже проходят состязания по бильярду. Никакой смертной казни. Нам бы дожить до понедельника, и все будет отлично.

Льет дождь. Я набрал в грудь побольше воздуха и изготовился. Посмотрим, за сколько я добегу до дома.

Если уложусь в семь минут, Поппи меня не забудет. К тому же и с полицией все пройдет гладко.

Чтобы разогреться, я стал размахивать руками, постепенно наращивая темп. Кровь потекла бойчее. После разминки я побежал.

Бежал я быстро. По склону холма, по подземному переходу. Из груди у меня вырвался крик:

Я:

— Поппи, я люблю тебя!

Эхо так и загремело. Никто не слышал.

Пробежал мимо настоящей церкви, мимо креста.

Пробежал мимо центра «Юбилей».

Мимо камер наружного наблюдения, пусть снимут меня на счастье.

Мимо чужих голубей. Вообразил, что они приветствуют меня.

— Голуби, я люблю вас!

Глупо? Вовсе нет. Просто замечательно. Пробежал мимо лужайки и мертвого лестничного замка. Супербыстро, никогда еще так не бегал, даже ног своих не видел. Никому меня не догнать, я побью мировой рекорд.

Мимо леди в инвалидном кресле. Она меня даже не заметила. Мимо домов и начальной школы. Ноги начали уставать, но я не снижал темп. Даже прибавил. Губы все еще пощипывало, где поцеловала Поппи. Дар рос внутри меня.

Мимо дерева в клетке.

Я:

— Дерево, я люблю тебя!

Пнул на бегу банку из-под кока-колы. Чуть не грохнулся, но устоял. Вот и наша башня. Я почти дома. Добегу до лестницы — и все тогда сбудется.

Подземный переход. Начинаю задыхаться. Слова уже не выговариваются. Могу только кричать на одной ноте.

Я:

— А-а-а-а-а-а!

Какое эхо! Еще бы, никто не мешает.

За угол. Вот и лестница. Дыхания не хватает. Останавливаюсь. Пот щиплет лицо. Похоже, я уложился не то что в семь минут, а в пять. Я добился своего! На лестнице приятный сквознячок. Подняться по ступенькам — и я дома. Обсохну, одним большим глотком выпью стакан воды. Прямо из крана на кухне налью — здесь это можно.

Я его не видел. Он появился из ниоткуда. Поджидал меня. Как я его не заметил, не обратил внимания? Глаза на затылке очень бы пригодились.

Он не произнес ни слова. Глаза говорили за него: он собирается меня уничтожить, и мне его было не остановить. И в сторону не отскочить, слишком быстро все произошло. Ткнул меня и бросился прочь. Я и не понял ничего. Меня ведь раньше не пытались зарезать. Вот ведь фигня.

В ноздри ударил запах мочи. Я повалился на бетон. «Не хочу умирать». Ни о чем больше я не мог думать. И ничего не мог сказать, кроме:

— Мама.

Это слово я прошептал. Тихо-тихо. Мама была на работе. А папа слишком далеко, ему и подавно не услышать.

Держись, я скоро. Держись.

Я схватился на живот, скорчился, будто не в себе. Руки мокрые. Нога угодила в лужу мочи, жидкость пропитала брюки. Дождинки медленно падали на лицо, сталкивались друг с другом, я любил их все, ни одну не выделял.

Стало холодно, во рту металлический привкус. А ведь я и не почувствовал, острый был нож или нет. Все произошло так внезапно. Рукоятка на секунду мелькнула перед глазами, даже не заметил, зеленая она была или коричневая. Может, я сплю? Нет, вот перед глазами огромная лужа. И это никакая не моча, это я. Я посмотрел выше: ты сидел на решетке и смотрел на меня, твои розовые глаза совсем не мертвые, они заряжены любовью будто аккумулятор. Я попробовал засмеяться, но слишком больно.

Я:

— Ты прилетел. Я знал, что прилетишь.

Голубь:

— Не волнуйся, скоро будешь дома. Когда настанет время, я покажу тебе дорогу.

Я:

— Разве я не могу остаться?

Голубь:

— Не я решаю. Тебя позвали домой.

Я:

— Больно. Ты работаешь на Господа?

Голубь: