Шурыгин принялся объяснять дальше. Примерно в середине тридцатых годов руководство тогда еще молодой советской страны приняло решение возобновить, а во многих местах и начать добычу полезных ископаемых, месторождения которых были разведаны еще при царской власти.
– И поселок Малочаевка, населенный одними староверами, по воле судьбы оказался как раз одним из таких богатых серебряной рудой мест.
Наверное, староверов бы все равно турнули с насиженного местечка, советская власть известно относилась к таким вот сообществам. А тут уж, разумеется, и вовсе не стала церемониться, и староверам было предложено покинуть насиженные места, что называется, в двадцать четыре часа. Ситуацию обострило еще и то, что все хозяйства в Малочаевке были крепкими, можно сказать, зажиточными. Многие еще до революции вели успешную торговлю, славились как рачительные и честные купцы.
– Теперь всем известно, как большевики относились к тем, кто при прежней власти имел хоть какой-нибудь вес. Потому и переселение Малочаевки прошло с особенной жесткостью, если не сказать, жестокостью. Жителям удалось захватить с собой лишь самое-самое необходимое. А затем они были разосланы в разные уголки страны, против воли снабжены документами, которые тут же многие из них «потеряли», и отправлены для определения градуса их политической лояльности в ближайший оперотдел для беседы. Нечего и говорить, что многие оттуда уже не вернулись.
Для небольшого поселения это стало настоящей трагедией. К тому же староверы оказались совершенно не готовы к новым реалиям, в которых им приходилось отныне жить. До того, как их прежняя жизнь закончилась, многие из них знали лишь свой поселок и округу. Лишь некоторые бывали в городах.
К советской власти они никаких – ни положительных, ни отрицательных – чувств не испытывали, считая любую земную власть бесовской и полагая, что есть лишь одна власть – Божья.
– Так как вливаться в дружные массы трудящихся и крестьян эти люди упорно не хотели, многих из них расстреляли вдогонку к тем староверам-купцам и крупным промышленникам, которых уже пустили в расход в первые годы большевистской власти.
Все это вместе взятое, ясное дело, не сделало староверов и более лояльными. Наверное, они здорово жалели, что не эмигрировали, пока еще была такая возможность. Но, будучи людьми исключительно мирными, они никаких враждебных действий в отношении новой власти не предпринимали, и постепенно советская власть свыклась с их существованием, как когда-то смирилась самодержавная.
– После того, как в 1990-х добычу серебряной руды в окрестностях Малочаевки сочли нерентабельной, а залежи слишком незначительными, старатели поселок покинули.
И туда почти сразу же стали возвращаться прежние обитатели. Сначала поодиночке, потом семьями. Не прошло и десяти лет, как на месте пустовавшего всякую зиму поселка вновь затеплилась жизнь. Зазвенели детские голоса, замычала и заблеяла скотина, запели женщины.
– В общем, по прикидкам властей, сейчас в Малочаевке проживает несколько десятков взрослых, возможно, их число доходит до сотни. Сколько их там точно, сказать никто не может. Все попытки их подсчитать заканчивались неудачей.
Едва староверы видели чужаков, как большая часть тут же убегала и пряталась по лесам. В деревне оставались лишь старики и несколько взрослых мужчин. Женщины и дети исчезали, словно их там и не было никогда.
– Тем не менее кое-что удалось узнать. Там около десяти-двенадцати жилых домов. В каждом может проживать от трех до десяти и даже пятнадцати-двадцати человек. Семьи у староверов большие. Три, а зачастую и четыре или даже пять поколений живут под одной крышей. Несмотря на отсутствие вакцинации и современной медицинской помощи, ни эпидемий, ни повальных болезней у них не случалось. Во всяком случае, по их словам. Спиртное там под строжайшим запретом, поэтому здоровье жители сохраняют надолго. Самому старому из них сто один год. Хотя это лишь с его слов, потому что, как я уже говорил, никаких документов староверы не признают.
– Выходит, детей у них много? И школа есть?
– Никакой школы нет и в помине. Чтению обучаются по религиозным книгам, Псалтырь и тому подобное. Ничего, кроме Святого Писания, эти люди не читают. Пишут на старославянском. Алгебру и геометрию считают бесовскими науками, признают лишь арифметику. Да, и считают не десятками, а дюжинами. Говорят, так их отцы считали, а значит, и им иного не следует.
– Дюжинами же неудобно, – удивилась Василиса.
– Как сказать. Вот десяток на сколько можно разделить?
– На два. И еще на пять.
– Правильно. А дюжину?
Василиса попыталась разделить двенадцать в уме и быстро поняла, что тут возможности куда шире. Дюжину можно поделить и пополам, и на шесть, и на три, и еще на четыре.
– Видно, не такие уж дураки раньше жили. Да и считать дюжинами и их частями легко и просто.
– Это уж нет!
– А если фалангами? Смотри, ладонь перед глазами, и все отлично видно. Один палец – это три. Два – шесть. Четыре – двенадцать.