Пифагор

"После этого расскажем о повседневных занятиях, к которым он приучал своих последователей: ибо они, следуя его советам, делали так. Утренние прогулки эти мужи совершали в одиночестве и в таких местах, в которых была подобающая тишина и безлюдность, где храмы и священные рощи и другая отрада для души… И лишь после утренней прогулки они вступали в общение друг с другом, чаще всего в храмах; если же не там, то в подобных местах. Это время они использовали для обучения, заучивания уроков и исправления нравов. После такого общения они занимались уходом за телом. Большинство натирались маслом [12]и участвовали в беге, меньшинство занимались борьбой в садах и рощах, другие делали упражнения с гимнастическими гирями или вели кулачный бой с воображаемым противником, выбирая упражнения, нужные для увеличения телесной силы. На завтрак они ели хлеб, мед или медовые соты, вино днем не пили. Время после завтрака они посвящали ведению государственных дел — внутренних и внешних, иностранных — в соответствии с установленными законами; ибо всё хотели сделать в часы после завтрака. В по-полуденное время они снова отправлялись на прогулку, но не порознь, как утром, а по двое и по трое, вспоминая уроки Пифагора и посвящая себя прекрасным занятиям. После прогулки они совершали омовение и, омывшись, встречались на совместных трапезах… Когда все уже были в сборе, совершали возлияние [13], приносили в жертву начатки плодов, кадили ладаном. Затем приступали к обеду, чтобы закончить его до захода солнца. На обед были вино, лепешки и хлеб, закуска, сырые и вареные овощи. Было и мясо жертвенных животных. Блюда из морских рыб бывали редко… После такого обеда совершались возлияния, затем — чтение. Обычно читал самый младший, а старший указывал, что и как нужно читать. Когда собирались уходить, виночерпий наливал вина для возлияния, а вслед за тем старший произносил следующие заповеди: нежному и плодоносному растению не вредить и не губить его, равно как и живое существо, которое не вредит человеку, не убивать и не причинять ему вреда… После этих слов все уходили домой. Одежда у них была белой и чистой, подстилки тоже. Подстилками им служила ткань из льна. Одежду из овечьей шерсти они не носили. Охоту не одобряли и к такому виду упражнений не прибегали. Таковы были предписания относительно пищи и времяпрепровождения для большинства пифагорейцев, которые надо было выполнять каждый день" (Ямвлих. Жизнь Пифагора. 21. 95-100).

Судя по некоторым нюансам, здесь рассказывается о жизни пифагорейской общины уже после смерти основателя; последний, в сущности, и не упомянут в процитированном свидетельстве. Как видим, утраченным оказался обычай жить вместе постоянно, круглые сутки: вечером последователи Пифагора расходятся по домам.

Описанный здесь образ жизни существенно отличается от традиционно принятого у эллинов. Так, специально отмечается, что пифагорейцы вина днем не пили, в то время как у "нормальных" греков вино было основным напитком, и употребляли его постоянно (правда, не в чистом виде, а смешивая с водой). Далее говорится о том, что обед старались завершить до захода солнца. Обычно же в Греции обедали поздно, засиживаясь порой до глубокой ночи. Специально оговаривается неприятие пифагорейцами охоты, которая была излюбленным занятием греков: считалось, что она развивает и силу, и ловкость, и мужество…

В целом здесь нарисована несколько идиллическая картина мудрецов, которые проводят дни в тишине и спокойствии, в задумчивых прогулках по уединенным местам, в дружеском духовном общении. И, между прочим, специально подчеркнуто, что ученики Пифагора много времени уделяли физическим упражнениям. В этом смысле они как раз были истинными сынами Эллады.

Наверное, не случайно, что из пифагорейского кружка вышел самый знаменитый атлет в древнегреческой истории. Известный нам Ямвлих в самом конце своего труда о Пифагоре приводит длинный перечень пифагорейцев, "сделавшихся известными" (Ямвлих. Жизнь Пифагора. 36. 267). Здесь мы встречаем, с одной стороны, людей, в общем-то, ничем не прославившихся, с другой — некоторых известных философов (Эмпедокл, Парменид и др.) — причем не для всех из них связь с пифагореизмом можно считать безоговорочно доказанной. Но есть там и такой персонаж: Милон из Кротона.

Имя этого борца в конце VI века до н. э. гремело в греческом мире так, как не гремит теперь имя ни одного, даже самого выдающегося спортсмена. Да и не только в греческом мире. Ранее нам уже встречался кротонский врач Демокед — тот самый, который бежал на родину из Персии, презрев блага и почести. Так вот, уже оказавшись в безопасности, "Демокед велел передать Дарию, что он, Демокед, взял себе в жены дочь Милона. Ведь о знаменитом борце Милоне часто шла речь у царя. Поэтому-то, как я думаю, Демокед и ускорил этот брак, истратив на это огромные деньги, именно чтобы показать Дарию, что он и в отечестве своем был знаменитым человеком", — пишет Геродот (Геродот. История. III. 137). Значит, и при далеком персидском дворе порой поминали Милона.