Пифагор

Знаменитые критские пещеры пользовались славой вящей таинственности[98]; они с древнейших времен служили средоточием мистических культов. Однако же встреча Пифагора с полулегендарным Эпименидом, — несомненно, плод вымысла. Во-первых, опять же подводит хронология, — если, конечно не считать, что Эпименид прожил более 150 лет, как о нем порой рассказывали (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. I. 111). Во-вторых, о поездке Пифагора на Крит сообщают и другие античные авторы (например: Порфирий. Жизнь Пифагора. 17; Ямвлих. Жизнь Пифагора. 5. 26), но вне какой-либо связи с Эпименидом, — наверное, самым знаменитым (не считая, конечно, царя Ми-носа) критянином. Тут, похоже, перед нами опять ситуация, когда безосновательно связали друг с другом персонажей по причине некоторого сходства между ними.

А вот еще один неожиданный поворот темы. Кто бы мог предположить, что в числе наставников самосского мыслителя будет фигурировать и эпический поэт? Однако же читаем и такое:

«Он (Пифагор. — И. С.)… поехал на Самос (надо полагать, вернулся на Самос после смерти Ферекида) слушать Гермодаманта, Креофилова потомка, уже старца» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 2). Нужно пояснить, что упомянутый здесь Креофил был одним из древнейших представителей древнегреческого эпоса. Он считался современником Гомера и, по некоторым сведениям, то ли его другом, то ли соперником. А Гермодамант происходил из его рода и, судя по всему, унаследовал профессию предка. В Греции, как и во многих ранних обществах, эпическая поэзия передавалась из уст в уста от отца к сыну, из поколения в поколение. Соответственно, имелись семьи, в которых ремесло аэда — певца-поэта, сочинявшего и исполнявшего эпос, — являлось наследственным. Такой была, например, семья Гомеридов, возводившая свое происхождение, как видно уже из названия, к самому «великому слепцу».

Гермодамант принадлежал к другой такой же семье — менее известной, но в свое время также прославленной. Ямвлих в одном месте указывает даже, что Пифагор будто бы учился у самого Креофила (Ямвлих. Жизнь Пифагора. 2. 9), но это никак невозможно по хронологическим соображениям и явно представляет собой путаницу. Тем более что у того же автора чуть ниже в аналогичной связи фигурирует именно Гермодамант, потомок Креофила (Ямвлих. Жизнь Пифагора. 2. 11).

Ровно никаких подробностей о том, зачем будущий философ пошел в обучение к поэту и чему он у него учился. Никаких красивых или загадочных историй. И, между прочим, это может служить аргументом в пользу того, что общение Пифагора и Гермодаманта не выдумано. Для чего было бы такое придумывать? А уж если придумали бы, — то, надо полагать, расцветили бы блестками мифологизирующей фантазии. А перед нами просто сухая констатация.

Перейдем теперь к теме странствий Пифагора. Чаще всего античные авторы упоминают о его поездке в Египет — наиболее знаменитой. Так, уже в IV веке до н. э. оратор и публицист Исократ писал в одном из своих сочинений:

«Пифагор с Самоса… прибывши в Египет и став их [египтян] учеником, первым ввел в Элладу философию вообще и в особенности отличился рвением, с которым подвизался в науке о жертвоприношениях и торжественных богослужениях, совершаемых в храмах, полагая, что даже если ему не будет за это никакой награды от богов, то уж у людей-то он за это сподобится величайшей славы» (Исократ. XI. 28).

Тут нужно заметить, что египтяне в глазах греков были исключительно благочестивым, набожным народом, со всем рвением заботившимся о делах религиозных (и это, в общем-то, соответствовало действительности). Исократ хоть и не говорит напрямую, что Пифагор приобрел свои глубокие познания в «священных науках» именно в Египте, но из всего содержания его свидетельства это вытекает.

Впоследствии рассказов о путешествиях самосского мыслителя становится всё больше. Вот что сообщает Диоген Ла-эртский: «Юный, но жаждущий знания, он покинул отечество для посвящения во все таинства, как эллинские, так и варварские: он появился в Египте, и Поликрат верительным письмом свел его с Амасисом, он выучил египетский язык… Он явился и к халдеям и магам» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 2—3).

И здесь тоже необходимы разъяснения, а также некоторая критика источника. Позднеантичный историк философии указывает цель странствий Пифагора, как она представлялась ему самому. И целью этой оказываются посвящения в таинства, или мистерии, то есть эзотерические ритуалы мистического характера, получившие широкое распространение в греческом мире в архаическую эпоху, — ну а на Востоке существовавшие испокон веков. Выходит, что и согласно Диогену Лаэртскому самосец искал на Востоке не какой иной, а именно сакральной мудрости.