Пифия-2. В грязи и крови

Гулливер воровато оглянулся и затрусил через площадь, старательно обходя протянувшиеся повсюду колючие кустарниковые побеги. Их жидкие ветви были покрыты длинными и острыми шипами, от которых не уберег бы ни один защитный костюм, разве что армейский бронежилет. Ближе к центру площади, где кусты росли гуще, их закручивающиеся в спирали ветви напоминали ряды колючей проволоки и представляли собой такую же непроходимую преграду. К счастью, соваться в эти заросли не пришлось.

Не доходя до памятника, Гулливер свернул направо, довольно резво пересек запруженную автомобилями улицу и остановился у фонарного столба.

– Дорогу забыл? – подколола его Гончая.

– А? – встрепенулся он. – Нет… Чего-то мне опять… дышать трудно…

Девушка мысленно выругалась и принялась расстегивать комбинезон, чтобы добраться до кармана с лекарствами, но проводник поймал ее за руку.

– Фильтр, по ходу, сдох… Старый… Заменить надо…

– Так меняй.

– У меня нет запасного… Надо в метро вернуться… На Ганзе точно есть… Тут Октябрьская-кольцевая рядом… – закончил проводник, указав на высокий ромбовидный дом, стоящий на пересечении двух улиц.

В его словах Гончей послышалось что-то нарочитое, неестественное, какая-то фальшь. Но хрипел и свистел Гулливер вполне натурально.

– Кто тебя пустит на Ганзу?

– У меня жетон… сталкерский… Должны…

Гончая прокрутила в голове предложение.

– Хорошо, возвращайся. Доберусь одна. Только покажи направление.

– Один не дойду… – захрипел проводник. – Помоги… хотя бы до гермы… Снарягу… потом… можешь себе оставить…

– Ладно, пошли! – Она подскочила к Гулливеру и закинула его руку себе на плечи. – Показывай дорогу.

* * *

Вход на кольцевую станцию располагался в подвале соседнего дома, что выглядело подозрительно удачным для задыхающегося проводника. Но высказать свои соображения Гончая не успела – Гулливер уже вовсю колотил в запертые гермоворота.

Те открылись неожиданно быстро. В памяти охотницы за головами отложилось, что ждать снаружи у гермодверей обычно приходилось гораздо дольше. Но на этот раз часовые проявили редкую расторопность, будто только и ждали спустившихся с поверхности чужаков.

– Двое? Давайте на дезинфекцию, – раздался из внутреннего динамика грубый мужской голос.

Гулливер неожиданно повалился на пол, и Гончей пришлось затаскивать его в шлюз на себе. А когда она подтащила его к распылителю, откуда на них хлынули тугие струи воды, внешняя дверь уже захлопнулась.

Вода была нестерпимо холодной. Девушка и так продрогла до костей на ветру, а этот ледяной душ вместе с пылью городских руин вымыл из ее тела последние остатки тепла. Зато Гулливер под холодным потоком быстро пришел в себя, стянул противогаз и заорал в застекленное смотровое окошко:

– Открывайте, вашу мать! Я вам гостью привел!

Дверь немедленно открылась, и Гончая увидела перед собой четверых встречающих в сером камуфляже – униформе всех ганзейских военных.

– Оружие на пол! – скомандовал один из них – смуглый широкоплечий тип с резиновой палкой в руках, и трое его подручных тут же направили на гостью свои автоматы.

Пришлось подчиниться. Гулливер еще и подтолкнул ногой дробовик в сторону смуглого, хотя его об этом никто не просил. Широкоплечий не оценил такой демонстративной покорности, лишь сурово спросил у проводника:

– Дуремар где?

– Она его кончила, – коротыш кивнул на свою спутницу и на всякий случай отодвинулся от нее. Теперь уже все пятеро смотрели на пришлую девицу.

– Ты кто такая? – обратился к ней смуглый крепыш, поигрывая своей резиновой дубинкой. Гончая тут же обозвала его Дуболомом.

– Это Катана с Китай-города, – поспешил ответить Гулливер.

Ответ, очевидно, не понравился Дуболому. Он сморщился, словно отхлебнул прокисшей браги, и сказал:

– Посмотрим, что ты за крыса. Раздевайся.

– Вот так сразу? – съязвила Гончая, хотя дело принимало совсем не шуточный оборот, в чем она убедилась уже через секунду.

Один из автоматчиков ткнул ее раструбом пламегасителя в солнечное сплетение, а когда она согнулась от боли, схватил сзади за локти. Другой принялся грубо срывать защитный комбинезон. Третий продолжал держать на прицеле. Дуболом с ухмылкой наблюдал за этим.

– Аккуратней, – подал голос Гулливер. – Это все-таки моя химза.

* * *

Прямиком из шлюза Катану увели в комнату для допросов. Она не сопротивлялась, шла спокойно, хотя наверняка догадывалась, что ее там ждет. Гулливер наблюдал за ней – а куда было деваться?! – и каждую секунду ожидал, что она сейчас обернется и посмотрит на него. Но Катана не обернулась. Она молча вошла с вертухаями в допросную (один остался караулить у гермоворот) и даже слова не произнесла.

Он закусил губу и прислушался к себе. На душе было хреново. А еще что-то сосало и тянуло в груди. Может, и не в груди, а ниже – в животе. Может, не сосало, а грызло. Хрен поймешь! Только он подозревал, что таблетки Катаны тут совсем ни при чем.

«Ну, а что было делать?! Как иначе оправдаться перед заказчиком за то, что Дуремара упустил? Если бы Катану не сдал, кто бы поверил, что я Дуремара не шлепнул и всю его «дурь», весь Молочай, себе не прибрал?»