Читаем PiHKAL полностью

— Хорошо. С этого момента я собираюсь быть очень осторожным с этим препаратом. С одной стороны, может оказаться так, что он стоит того, чтобы с ним работать дальше, а с другой — после того, что ты рассказала, насчет этого возникают кое-какие сомнения. Бесспорно, мы наблюдаем очень резкое возрастание чувствительности к данному наркотику.

— Угу, вот уж точно.

— С тобой все будет нормально?

— О, да. Я помою посуду, потом просто отдохну и посмотрю телевизор, пока окончательно не приду в себя.

Шура подошел ко мне и прижал мою голову к своему животу. Он погладил рукой мои волосы, потом наклонился и поцеловал меня в лоб. Я крепко обняла его и встала, чтобы убрать со стола.

К девяти часам вечера я уже почти вернулась в обычное состояние. Оставалось лишь ощущение эмоциональной вялости, и еще не до конца исчезло впечатление оторванности от окружающего мира. Но я заняла себя телепрограммами и оторвалась от телевизора лишь тогда, когда приступ зевоты просигнализировал, что пора бы идти спать.

Прижавшись спиной к спине Шуры, я обнаружила, что с моей нервной системой не все в порядке. Один раз я даже задрожала. Это явление, когда человек вздрагивает во время беспокойного засыпания, Шура называл «рывками». Через несколько минут в моем правом ухе раздалось ужасно агрессивное гудение, проникавшее все глубже в меня. Я испытывала такое раньше и знала, что это жужжала лишь воображаемая оса, но чувство уязвимости у меня на некоторое время осталось. Я послала Шуре мысленное сообщение о том, что мое тело оказалось слишком чувствительным к этой штуке.

ПОНЕДЕЛЬНИК

Я хорошо поспала. Проснувшись, я посмотрела на солнечные лучи, залившие потолок, и подумала, Боже мой, что за ужасный день был вчера. Это было просто жутко! Я села на кровати, спустила ноги на пол, собираясь бежать в туалет, снова оглянулась вокруг и в короткий миг охватившего меня шока поняла, что я все еще была под наркотиком. Его воздействие не закончилось.

Впервые я по-настоящему испугалась.

Я пошла по коридору в ванную. Мой мозг бешено работал.

Что это такое? Я думала, что вчера вечером я вернулась в нормальное состояние; я была в этом уверена. Как это так — у Шуры не было никакой активности при тридцати миллиграммах, а у меня не только эффект дошел до плюс двух и даже чуть больше, но еще и продолжается на следующий день? Возможно ли, что в моей психике что-то открылось и не закрылось обратно?

Я села на унитаз и уставилась в пол. Я пыталась понять, в чем дело.

Я не хочу находиться в таком состоянии. А что если я в нем заперта? Я чувствую присутствие какого-то интеллекта; он похож на холодный, наблюдающий Разум. Он повсюду и за всем следит. Он видит меня. Что он чувствует по отношению ко мне? Исследует. Никаких эмоций. Я не могу уловить никаких чувств. Только сознание. Я не хочу быть рядом с ним. Я хочу возвратиться к своему старому «я» и в свой знакомый мирок.

Сегодняшнее мое состояние имело одно явное отличие от вчерашнего — сегодня утром я могла переживать эмоции. В основном, это было отчаяние. А еще — злость.

Натянув джинсы и свитер, я пошла на кухню и приготовила кофе и омлет. Потом села за стол с Шурой и стала ковыряться в тарелке, совершенно не чувствуя аппетита. Я подождала, пока он закончит читать свою Chronical, и сказала ему: «Я все еще там, милый».

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Шура. — Ты еще что-то чувствуешь от вчерашнего эксперимента?

— Я знаю, что ночью я вернулась в обычное состояние. Были какие-то остаточные явления, потому что я дрожала, пока засыпала, но, определенно, тогда все закончилось. А сегодня утром я встала и поняла, что я опять там. На самом деле я сейчас на уровне где-то плюс два.

Шура внимательно осмотрел меня, потом потянулся ко мне и взял мое лицо в руки.

— Не знаю, что и сказать на это, моя прелесть. Это просто бессмысленно».

— Сама знаю.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать?

— Ничего, милый. Тебе не нужно оставаться дома или делать что-нибудь еще. Я сама справлюсь, поверь. Если я почувствую себя совсем странно или потеряю контроль, или действительно встревожусь, то обязательно позвоню тебе на работу и скажу, что со мной, обещаю.

На самом-то деле я уже чувствую себя очень странно и, без сомнения, не могу контролировать ситуацию хоть насколько-то. А слово «встревожиться» вообще здесь не подходит, все гораздо хуже. Но я должна поработать над этим сама.

Шура вышел из-за стола и начал собирать необходимые бумаги с книжной полки.

— Ты уверена в том, что мне не нужно побыть с тобой? Я могу позвонить…

— Да, уверена. Я рассказала тебе об этом лишь потому, что ты должен знать о продолжении наркотического воздействия. Я не представляю себе, как это могло случиться, но что еще это может быть?

— Не глупи! Конечно же, ты должна была сказать мне об этом! Никогда не скрывай от меня что-нибудь подобное, дорогая! Если бы я оказался на твоем месте, а ты на моем, неужели ты бы не ожидала, что я тебе обо всем расскажу?

— Ожидала бы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии