— Хорошо. С этого момента я собираюсь быть очень осторожным с этим препаратом. С одной стороны, может оказаться так, что он стоит того, чтобы с ним работать дальше, а с другой — после того, что ты рассказала, насчет этого возникают кое-какие сомнения. Бесспорно, мы наблюдаем очень резкое возрастание чувствительности к данному наркотику.
— Угу, вот уж точно.
— С тобой все будет нормально?
— О, да. Я помою посуду, потом просто отдохну и посмотрю телевизор, пока окончательно не приду в себя.
Шура подошел ко мне и прижал мою голову к своему животу. Он погладил рукой мои волосы, потом наклонился и поцеловал меня в лоб. Я крепко обняла его и встала, чтобы убрать со стола.
К девяти часам вечера я уже почти вернулась в обычное состояние. Оставалось лишь ощущение эмоциональной вялости, и еще не до конца исчезло впечатление оторванности от окружающего мира. Но я заняла себя телепрограммами и оторвалась от телевизора лишь тогда, когда приступ зевоты просигнализировал, что пора бы идти спать.
Прижавшись спиной к спине Шуры, я обнаружила, что с моей нервной системой не все в порядке. Один раз я даже задрожала. Это явление, когда человек вздрагивает во время беспокойного засыпания, Шура называл «рывками». Через несколько минут в моем правом ухе раздалось ужасно агрессивное гудение, проникавшее все глубже в меня. Я испытывала такое раньше и знала, что это жужжала лишь воображаемая оса, но чувство уязвимости у меня на некоторое время осталось. Я послала Шуре мысленное сообщение о том, что мое тело оказалось слишком чувствительным к этой штуке.
Я хорошо поспала. Проснувшись, я посмотрела на солнечные лучи, залившие потолок, и подумала, Боже мой, что за ужасный день был вчера. Это было просто жутко! Я села на кровати, спустила ноги на пол, собираясь бежать в туалет, снова оглянулась вокруг и в короткий миг охватившего меня шока поняла, что я все еще была под наркотиком. Его воздействие не закончилось.
Впервые я по-настоящему испугалась.
Я пошла по коридору в ванную. Мой мозг бешено работал.
Что это такое? Я думала, что вчера вечером я вернулась в нормальное состояние; я была в этом уверена. Как это так — у Шуры не было никакой активности при тридцати миллиграммах, а у меня не только эффект дошел до плюс двух и даже чуть больше, но еще и продолжается на следующий день? Возможно ли, что в моей психике что-то открылось и не закрылось обратно?
Я села на унитаз и уставилась в пол. Я пыталась понять, в чем дело.
Я не хочу находиться в таком состоянии. А что если я в нем заперта? Я чувствую присутствие какого-то интеллекта; он похож на холодный, наблюдающий Разум. Он повсюду и за всем следит. Он видит меня. Что он чувствует по отношению ко мне? Исследует. Никаких эмоций. Я не могу уловить никаких чувств. Только сознание. Я не хочу быть рядом с ним. Я хочу возвратиться к своему старому «я» и в свой знакомый мирок.
Сегодняшнее мое состояние имело одно явное отличие от вчерашнего — сегодня утром я могла переживать эмоции. В основном, это было отчаяние. А еще — злость.
Натянув джинсы и свитер, я пошла на кухню и приготовила кофе и омлет. Потом села за стол с Шурой и стала ковыряться в тарелке, совершенно не чувствуя аппетита. Я подождала, пока он закончит читать свою Chronical, и сказала ему: «Я все еще там, милый».
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Шура. — Ты еще что-то чувствуешь от вчерашнего эксперимента?
— Я знаю, что ночью я вернулась в обычное состояние. Были какие-то остаточные явления, потому что я дрожала, пока засыпала, но, определенно, тогда все закончилось. А сегодня утром я встала и поняла, что я опять там. На самом деле я сейчас на уровне где-то плюс два.
Шура внимательно осмотрел меня, потом потянулся ко мне и взял мое лицо в руки.
— Не знаю, что и сказать на это, моя прелесть. Это просто бессмысленно».
— Сама знаю.
— Я могу что-нибудь для тебя сделать?
— Ничего, милый. Тебе не нужно оставаться дома или делать что-нибудь еще. Я сама справлюсь, поверь. Если я почувствую себя совсем странно или потеряю контроль, или действительно встревожусь, то обязательно позвоню тебе на работу и скажу, что со мной, обещаю.
На самом-то деле я уже чувствую себя очень странно и, без сомнения, не могу контролировать ситуацию хоть насколько-то. А слово «встревожиться» вообще здесь не подходит, все гораздо хуже. Но я должна поработать над этим сама.
Шура вышел из-за стола и начал собирать необходимые бумаги с книжной полки.
— Ты уверена в том, что мне не нужно побыть с тобой? Я могу позвонить…
— Да, уверена. Я рассказала тебе об этом лишь потому, что ты должен знать о продолжении наркотического воздействия. Я не представляю себе, как это могло случиться, но что еще это может быть?
— Не глупи! Конечно же, ты должна была сказать мне об этом! Никогда не скрывай от меня что-нибудь подобное, дорогая! Если бы я оказался на твоем месте, а ты на моем, неужели ты бы не ожидала, что я тебе обо всем расскажу?
— Ожидала бы.