Читаем PiHKAL полностью

Отойдя на несколько футов от дома, я остановилась и окинула взглядом долину. На этот раз я чувствовала холодное, бесстрастное сознание не только непосредственно вокруг себя. Я стояла, сложив руки в инстинктивном порыве защититься. Рядом со мной была пустая грядка, где по весне мы с Шурой высаживали луковичные — гиацинты и нарциссы. Я знала, что настраиваюсь на безграничное чистое и абсолютно четкое сознание. Это было кристальное сознание, оно было разлито повсюду и наблюдало за всем в мире, никогда не чувствуя ни симпатии, ни неприязни, ни каких-либо других эмоций к чему бы то ни было, что оно видело. Оно наблюдало за любовью и ненавистью и запоминало их; оно наблюдало за атомами и слонами и запоминало их; оно видело смертельную агонию и оргазм — и тоже запоминало. И оно училось на всем увиденном, оно все время училось.

Внезапно я вспомнила, как герой Карлоса Кастанеды, Дон Хуан, описывал явление, которое назвал Орлом, — бесконечную, непреклонную, бесстрастную духовную силу, живущую ради единственной цели — познания. Я читала об Орле с отвращением, и хотя это было давно, я все еще помнила, как внутренне сопротивлялась идее существования такой субстанции на любом уровне реальности.

Я вернулась в дом и нашла отрывок у Кастанеды про Дар Орла:

«Сила, управляющая судьбой всех живых существ, зовется Орлом… потому что она является провидцу в виде громадного абсолютно черного орла… его высота достигает бесконечности.

Этот Орел поглощает сознание всех созданий, которые жили на земле, а теперь умерли. Они плывут к его клюву, подобно нескончаемому рою светлячков, чтобы встретиться со своим владельцем, с причиной, благодаря которой они жили. Орел пожирает их, ибо сознание — это его пища».

Задрожав от сильной злости, я поставила книгу на место и снова вышла на улицу.

Я не стану называть это Орлом. Этот образ придуман Кастанедой, он из его мира, из его вселенной. Я не стану называть это — что бы это ни было — этим вшивым и забытым Богом именем птицы, которым его назвал кто-то другой!

Присутствие этого сознания прижимало меня к земле.

Почему я так злюсь? Это больше, чем просто гнев, я чувствую почти что ярость. Я улавливаю в этой Вещи нечто такое, что нажимает на все мои кнопки, и я должна выяснить, почему так происходит. Ладно, это потому, что для меня нет ничего чудовищней безликого разума, мысли, не связанной с чувствами. Почему это настолько ужасно? Потому что это не свойственно человеку, то есть бесчеловечно. Что плохого в нечеловеческом разуме? Я не питаю враждебности к идее насчет негуманоидных существ, живущих на других планетах и, возможно, посещающих землю. Почему бы и нет? Но я верю — предпочитаю верить — в то, что у них тоже есть чувства.

Впервые за день я улыбнулась. С чего бы это я вообразила себе, что у инопланетян с другого конца галактики обязательно будут какие-то чувства?

Возможно, потому, что сам факт, что они прилетят к нам, будет означать, что им любопытно и они хотят все про нас разузнать, разве не так? Любопытство — это ведь чувство, равно как и умственная деятельность. Камням не присуще любопытство, рекам и деревьям — тоже. Любопытство встречается лишь в мире животных. Поэтому я считаю, что прилетевшие к нам не гуманоиды будут чувствовать то, что мы сможем понять, — желание познать. А если они могут испытывать одну эмоцию, то они должны уметь испытывать и другие, по крайней мере, по логике вещей. И тогда мы сможем войти с ними в контакт, касаться друг друга, взаимодействовать посредством чувств, даже если мы не сумеем заговорить на их языке.

Я посмотрела на туманное ноябрьское небо и подумала, а вдруг это кристально чистое и холодное сознание — это Разум Создателя?

Что бы это ни было, я его ненавижу.

Я вспомнила другой момент в своей жизни, когда давным-давно я узнала, что Бог есть все существующее, хорошее и плохое, и что Он испытывает все эмоции и ощущения, которые чувствует каждая его частичка.

Ну хорошо, это не Божественный Разум. С другой стороны, что если ответ, полученный мною ранее, не правилен и что природа этого управляющего космосом сознания именно божественная? В противном случае, почему я чувствую его универсальность? Почему оно находится повсюду, из-за чего я не могу настроиться ни на что другое? И что тогда мне делать с этим?

Во мне вспыхнула ядовитая ненависть к этой Вещи, к этому Белому Разуму, который наблюдал и запоминал. Я понимала, что ни моя ненависть, ни тот факт, что я сознательно пыталась с ним взаимодействовать, ничуть не заботили его. Он продолжит наблюдать, фиксировать и изучать без предубеждений, пристрастий или эмоций.

Я пошла по узкой тропинке, проскочив мимо молодой травы, которая пробилась из-под земли после первых осенних дождей. Темно-желтые верхушки калифорнийских холмов, высушенных летним солнцем, начинали кое-где покрываться давно забытой зеленью. Я ничего не замечала вокруг себя, пока шла по грязной, едва успевшей высохнуть после последнего дождя тропке; я принимала решение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии