PiHKAL

В 1967 году, который стал годом «детей цветов», я посетил конференцию по этнической фармакологии. Конференция проходила в Коул-холле, в Медицинской школе Сан-Франциско. Медицинский центр находился почти в эпицентре движения хиппи и был расположен всего лишь в нескольких кварталах от Хейт-Эшбери. Конференция была задумана удивительным скрягой и борцом с предрассудками по имени Даниель Эфрон, с которым у меня были особенно теплые взаимоотношения. Свои противоречивые роли Даниель играл с завидным мастерством. Как главному начальнику фармакологической секции психофармакологии в Национальном институте психического здоровья ему принадлежал важный голос в распределении правительственных фондов, выделяемых для финансирования грантов. Поскольку Даниель был человеком влиятельным, куда бы он ни пошел, вокруг него начинали носиться. Но в то же время он активно боролся со «священными коровами», о чем свидетельствовала и организация этой конференции по этнической фармакологии. Наша с ним дружба была уникальна тем, что я никогда не старался заполучить грант от правительства. Поэтому мне не надо было добиваться расположения Даниеля в личных целях. И он это знал.

Однажды я пришел на встречу ученых-фармакологов в Стэнфорде. Даниель председательствовал там на одном из утренних заседаний. Я сел среди слушателей в первом ряду и поймал скользивший по лицам взгляд Даниеля. После последнего обсуждения я быстро отвел Даниеля от профессиональных фармакологов и отвез его на Ферму. С нами был еще один товарищ — Сол Сноумен, ехавший на собственной машине. В то время д-р Сноумен был доцентом и занимался фармакологией в широко известной медицинской школе на Восточном побережье. Эта встреча была одной из немногих, когда мы виделись с ним лично. А так, в основном, мы поддерживали связь через переписку. По пути на Ферму Денни попросил остановиться у магазина купить коробочку конфет для моей жены Элен, чтобы не слишком обременить ее в качестве гостя.

На Ферме мы все плюхнулись от усталости прямо в кресла и снова почувствовали себя людьми. Денни объявил, что, во-первых, он всегда хотел увидеть мою лабораторию и, во-вторых, любит играть на трубе. Этой привычкой он обзавелся в детстве, когда учился в средней школе где-то в Восточной Европе. И вот мы пошли в лабораторию. Мой сын Тео уже разжег огонь в камине, и Денни впервые увидел, что это за штука. Огонь был хорош, дрова потрескивали. На отдельном дымоходе, который я соорудил наверху металлической стойки, росли лишайники (они уже давненько прилепились к дымовой трубе). Там же красовалась смешная рожица. Ее нарисовал чернилами один из моих друзей — мне на удачу. Сочетание чернильной рожицы и лишайников зеленовато-желтого цвета заставляло многих гостей, впервые заходивших в лабораторию, изрядно удивляться и непроизвольно пятиться. В химическом стакане на столе для экспериментов что-то перемешивалось и пузырилось. На полу стояли пустые кувшины из-под вина, а на стенных полках выстроились бесчисленные бутылки с химическими реактивами. В довершение ко всему, в лаборатории нашла пристанище прелестная колония тонконогих хрупких пауков наподобие тех, которых прозвали пауками-сенокосцами. Они так мягко перебирали своими лапками, передвигаясь по батарее чистых круглодонных колб. Денни застыл в дверном проеме, рассматривая все это. В правой руке он держал трость, левую простер в немом удивлении. Он был похож на Бальбоа,[25] впервые увидевшего Тихий океан.

— Я потратил, — сказал он с особым акцентом, — мил-лионы долларов в мил-лионах лабораторий, и из этого нич-чегошеньки. А тут лаборатория, в которую я не вложил нич-чего, но из которой вышло в-все! — Я был польщен.

Когда мы вернулись в дом, я раскопал свою старенькую трубу — по счастью, вентили у нее еще работали — и предложил Денни вспомнить молодость и сыграть четвертый концерт Гайдна. Я бы попытался совладать с пианино, а Сол исполнил бы роль внимательного слушателя. К нам заглянула Элен и проверила, достаточно ли у нас вина и еды. Через пару часов мы благополучно выдохлись, и Сол, благослови Господь его душу, повез Денни домой.

После смерти Денни в 1972 году его протеже, Эрл Усдин, продолжил работать над многими проектами, над которыми они трудились совместно с Денни. Что примечательно, у Эрла оказалось достаточно энергии, чтобы начать несколько собственных проектов. Он тоже стал уже частью истории. Эти два близких друга внесли неоценимый вклад в развитие фармакологии в нашей стране.

Проходившая в 1967 году конференция называлась «Этно-фармакологические исследования психотропных средств». Насколько я знаю, на этой конференции впервые собрались вместе почти все исследователи, работавшие с психоделиками. К какому плодотворному взаимодействию привела конференция!