PiHKAL

Пока Ноэль колесил по всему миру со своими лекциями, а также время от времени использовал полагающиеся ему годичные отпуска, он назначил меня кем-то вроде «папочки» для своих аспирантов в Калифорнийском университете в Сан-Франциско. Одним из этих аспирантов было милейшее эльфоподобное создание с соответствующим именем — Мерри Кляйнмен. Она рассказала мне об эксперименте, который провела с двумя своими близкими друзьями. Они использовали сто миллиграммов М-ме-тилированного МДА (МДМА). Она не стала долго распространяться об эксперименте, однако намекнула, что он протекал очень эмоционально. В основном, у всех троих была хорошая реакция.

Не в первый раз при мне упоминался МДМА. На самом деле я синтезировал это вещество в 1965 году, работая в Dole, но прежде не встречался ни с одним человеком, который попробовал бы его самолично. Я повторно синтезировал его и обнаружил, что МДМА не похож ни на что другое, с чем мне приходилось иметь дело. Это не был психоделик, если иметь в виду вызываемые им видения или объяснять его воздействие. Однако в нем были радость и теплота, свойственные психоделикам, и они были поразительны. Я начал собирать комментарии, связанные с воздействием МДМА, от разных людей и в различных обстоятельствах. Постепенно я стал чувствовать огромный интерес и восторг по отношению к этому материалу.

Я начал читать курс по судебной токсикологии в кампусе Беркли Калифорнийского университета. Обычно на лекции приходило 20–30 студентов, и больше половины из них ухитрились продержаться до самого конца курса. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них стал настоящим докой в области судебной токсикологии. Зато большинство из них получили то, что я считал чрезвычайно полезной и важной информацией, да еще и по-своему развлеклись. Одним из моих верных слушателей был очаровательный юноша, игравший на гитаре. У него было самое поразительное заикание в мире. Как только ему надо было выговорить слово, начинающееся с гласной (или, на худой конец, на некоторые из согласных), он плотно застревал, пока не делал несколько размеренных вдохов и выдохов или резко дергал головой и не подбирал другое слово. Этого парня завали Клаус.

Клаус заинтересовался МДА и почему-то его N-метилиро-ванным гомологом — МДМА. Он договорился о том, что его пустят в лабораторию где-то в корпусе биофака и позволят заняться летним проектом с целью отработки методик получения МДМА. Его заикание служило источником сущих мучений, когда бы мы с ним не встречались, что, надо сказать, редко случалось. Потом я потерял с Клаусом всякую связь.

Прошло какое-то время, и я столкнулся с ним вновь, когда летел по кампусу, торопясь на встречу. Мне потребовалось всего лишь мгновение, чтобы вспомнить, кто был передо мной.

— Как поживаешь? — спросил я Клауса, ожидая в ответ серию вдохов-выдохов или мотание головой.

— Настроение отличное, — ответил парень, задержавшись на букве «р» в слове «настроение».

— Как твои занятия музыкой? — с достойной храбростью продолжил я, уже начав подозревать, а не ошибся ли я.

— Поиграть удается лишь изредка, — гласные в словах были произнесены немного дольше, чем следовало, так что я убедился, что это был мой Клаус.

— Но, — продолжил он без больших разрывов между словами, — этот метилированный МДА позволил мне изменить кое-что в себе.

— И что же, к примеру? — поинтересовался я.

— Ну, для начала, впервые в жизни я смог контролировать свою речь. Я решил начать новую карьеру.

— Карьеру в какой области?

— В области речевой терапии.

Я потерял след Клауса, но уверен, что он стал одним из первых людей, доказавших мне, что в эликсире под названием МДМА содержалось нечто напоминавшее змеиный жир[28] в том смысле, что он оказывал исцеляющее действие в случае любых болезней

Впрочем, другое раннее испытание показало, что МДМА может действовать иначе.

Один мой хороший друг по имени Чарльз Миллер на протяжении многих лет следил за моими исследованиями Время от времени он спрашивал меня, не настал ли, на мой взгляд, такой момент, когда его участие в эксперименте было бы полезным. Я всегда откладывал эту возможность на неопределенное будущее, поскольку меня охватывали неприятные предчувствия относительно того, как поведет себя подсознание Чарльза во время эксперимента. Он был спокойным человеком, и, в принципе, с ним можно было проводить испытания, однако ко всему прочему он страдал упрямством, настоящим ослиным упрямством. Добавьте сюда хронический алкоголизм. По мере того, как на протяжении всего дня изменялась степень трезвости Чарльза, изменялась и его личность. Так что поздним вечером Чарльз представлял собой откровенно злобного типа, настроенного почти против всего в мире, особенно против интеллектуалов и гомосексуалистов.