Пиявка

– Сегодня ночью у нас был визитёр. Я полетела с ним. Это была какая-то воинская база.

– Стоп! Как ты поняла, что у нас был визитёр?

– Я его видела.

– Кого «его»?

– Сначала это был слабо светящийся шар, а потом он прилетел на иностранную базу и влетел в инвалида в коляске.

– Так! Ты успела лететь за этим шаром?

– Нет, я к нему прилипла. Он меня сам нёс.

– Присосалась значит… По подробнее о всём что видела.

– Вот, значит, прилетели на базу. Этот шарик влетел в инвалида и тот ожил. Наверное, такой же, как я.

– У него в руках что-нибудь было?

– Да, в левой пуговица со звёздочкой штампованной.

– Стой… Пуговица. Сейчас принесут, посмотри – такая же будет…

Александр Васильевич позвонил по телефону:

– Принесите мне в кабинет солдатскую пуговицу. Как можно быстрее.

Затем он положил трубку:

– Продолжай, Лен.

– В другой руке карандаш, а под ней рисунок меня.

– Ммм… Вот какие способности у него есть… Художник, стало быть. Но зато мы и твои способности теперь знаем. Ты особенная, и видишь других особенных, когда они находятся вне себя.

– Они теперь знают, как я выгляжу.

– Они не знают, что ты можешь.

– Да, если только они сейчас нас не подслушивают…

– Верно. Пуговица. – призадумался Александр Васильевич.

– Я её спрятала.

– Как? Ты можешь двигать предметы?

– Я, как улитка тянула пуговицу в угол, чтобы уронить в щель. Очень долго тянула.

– Ай, да ты умница какая! Это хорошо. Лишила их трассировщика.

– Какого?

– Пуговицы. Она и есть трассировщик. Тебя, когда проверяли, мужчина дал тебе ручку и попросил по ней найти место, где она была или кому принадлежала. Ты появилась в нужной комнате. Для тебя ручка была трассировщиком. Для того особенного пуговица.

В кабинет постучались и вошли. Солдат принёс пуговицу со звездой. Александр Васильевич, показывая её мне на ладони:

– Такая была?

– Да, такая же.

– Ясно, а мы и не подозревали, что за нами следят. Значит, все наши особенные у них уже есть в зарисовках. Плохо, очень плохо. Со своим рисунком что-нибудь сделала?

– Нет. Прятать его негде было.

– На каком языке на базе разговаривали?

– На английском.

– О чём не знаешь?

– Нет, конечно.

– С чего ты тогда решила, что это был английский язык.

– Слышала песни на английском языке, очень похоже, что он.

– Ясно… Что-то ещё?

– А, у них приборчик был, который пытался меня писком сдуть. С лампочкой такой и со стрелочками…

– И не сдул?

– Нет. Я к инвалиду прицепилась.

– Как нам с тобой повезло! Вот и вторая твоя особенность. Других особенных он сдувает. Надо будет тебе позывной придумать… Кличку подходящую.

– У меня имя есть. Я не домашнее животное, чтобы мне кликуху давать.

– Хо-ро-шо. Будешь Леной, так и быть. Лен, а ты можешь по ночам дежурить на случай появления у нас особенных. Ты ведь их видишь.

– Ладно, покараулю.

Наш разговор закончился. Меня повезли на процедуры. Размяли спину… Очень больно было. Говорят, небольшие пролежни образовались, пока была дома. Но массажем это дело поправимо. Так и день пролетел. В моей палате прикрепили телевизор, чтобы не скучно было вечерами одной быть.

Ночью заступила в караул. Летала по всему зданию, но подобных светящихся сфер мною не было обнаружено. Чисто.

Опять утро. Врачи доложили Александру Васильевичу результаты обследования. Неутешительные… В месте моего перелома позвоночника неправильно срослись позвонки и зажали спинной мозг. От уровня лопаток в сторону нижних конечностей произошло омертвление спинномозговой ткани, а это очень нехорошо. Больше месяца я находилась на Лубянке. Визитёры во время караулов мне больше не попадались. За это время мне вживили зубы. Пропоили лекарствами и витаминами. И сделали операцию на позвоночник. Теперь мозг в спине ничего не передавливало, но и движение в ноги не вернулось. Я начала чувствовать нижней частью тела температуру. Холод и тепло. Да и спина совсем перестала болеть. Александр Васильевич предупредил, что с мамой всё это время работал психолог, и что теперь она устроилась на работу. Ещё ко мне будут приходить заказные учителя для моего качественного обучения. В пятницу утром меня вместе с коляской увезли домой. Приятно удивило отсутствие запаха старья в квартире. Небольшой косметический ремонт и новый ламинат вместо крашенного ДВП. В моей комнате для меня поставили удобную кровать и письменный стол с удобством при подъезде на коляске, а также место для ещё одного человека. Мама очень изменилась. Мутные глаза и пьяное лицо сменились осознанностью и печалью. Всё-таки наша семья лишилась Димки. Армен был не с нашей помойки, наша квартира была для него лишь местом, где можно было перекантоваться и развлечься с мамой, а Димка помощником по распространению. Я впервые задалась вопросом: Кто был моим отцом? Я росла с мамой, которая только меняла себе мужиков. Не из воздуха же я появилась… Вечером, сидя в общей комнате с мамой я подняла этот вопрос:

– Мам, я тебя никогда не спрашивала об этом, но кто мой папа?

Она долго мялась:

– Не знаю доченька… У меня в то время несколько мужчин было одновременно…

– Несколько – это сколько? Хочешь сказать, что я «дочь полка»?