Пиявки

Когда Татьяна вернулась в палату, незнакомки (а она осталась для Тани таковой, не представившись) уже и след простыл. Ноутбук лежал на прежнем месте (да Исаенко и не подумала бы, что гостья способна взять чужое без спроса), а на тумбочке сиротливо белел листок бумаги, на котором было накарябано: «Извини и спасибо!»

Татьяна пожала плечами и продолжила писать дневник. Она решила зафиксировать в нём свои впечатления о неожиданной встрече с московской журналисткой. Теперь Исаенко анализировала каждую происходящую с ней мелочь. Ведь из мелочей, как известно, как раз и складывается жизнь…

А путь госпожи Резник лежал на вокзал города N. Зачем испытывать судьбу и встречаться с самой Эльвирой? Дина прекрасно помнила, какое действие на неё оказывала эта немного странная, чересчур чистая для журналистки женщина (причём эта внутренняя чистота чувствовалась во всём: во взгляде, в мыслях, в рассуждениях). После нескольких минут общения с Карелиной Диана с изумлением начинала замечать в себе давно похороненные задатки некой субстанции, которую принято называть совестью. А совесть – главный враг сенсаций!

Беседа с убитой горем матерью, да ещё и возле изувеченной девочки, могла поколебать уверенность Резник в намерении создать подлинный шедевр для жёлтой прессы. Это в планы Дины никак не входило. Журналистка уже предвкушала тот безудержный восторг, что неизменно переполнял её при написании самых лучших её статей. «Это мой наркотик, – подумала Диана. – И лечиться я не намерена». Резник с момента выхода своего первого материала была смертельно отравлена скандальной славой.

На этот раз ей повезло: в Москву она отправилась в компании привлекательного молодого мужчины, облик которого носил несмываемую печать высокого IQ, а взгляды на секс совпадали с Диниными. Попутчики посмотрели друг на друга, и в их головах одновременно пронеслась цитата из известного фильма: «Вы привлекательны, я – чертовски привлекателен, так чего же время терять?»

Плотно закрыв шторы и запёршись в купе, Дина и Андрей Витальевич (он представился именно так, хотя вряд ли был старше своей случайной любовницы) принялись изощрённо и медленно, с невыносимым тягучим удовольствием, изучать тела друг друга. Женщина несколько раз достигла заоблачных высот блаженства, что её немного удивило: обычно молодые клерки не владели столь тонким искусством удовлетворения сексуальных потребностей партнёрш. Что ж, во всех правилах есть исключения. И потом, должна же была судьба хоть чем-то отплатить Дине за длинную цепь разочарований!

На самом деле Андрей Витальевич был вовсе не клерком и к развитому интеллекту никакого отношения не имел. Сын мэра города N, ровесник Игоря Савельева и его товарищ по кутежам, Андрюша Северов недавно весьма некстати «осеменил» очередную любовницу, которая одарила его в отместку банальнейшим триппером. Папаша, оплатив девчонке аборт, поспешил отправить великовозрастного балбеса на лечение (и воспитание) к тётке в Москву (сестра N-ского мэра была известным дерматовенерологом, человеком весьма жёстких принципов).

Так что вскоре Дине предстояло совершить не совсем приятное открытие о состоянии собственного здоровья. И, рассуждая о том, что судьба платит человеку по справедливости за всё, неразборчивая московская журналистка, в сущности, была права.

30

Когда Женька проснулась, она увидела сидящую рядом с собой маму, белый холод стен палаты, свои забинтованные руки и попыталась вспомнить, что же с ней произошло. Из её детской памяти милосердно изгладились почти все события того страшного вечера, который полностью изменил жизнь многих людей в городе N. Единственное, что её пугало и беспокоило, – неизвестно откуда взявшийся панический ужас перед некогда любимым музыкальным инструментом. Она боялась даже просто посмотреть на пианино, а уж о том, чтобы сесть за него, не могло быть и речи! И ещё Женька ни за что на свете не хотела оставаться в одиночестве.

– Мама, а в больнице есть рояль? – на всякий случай спросила Женька. Элка удивлённо взглянула на дочь, опасаясь, что она мечтает поскорее вылечиться и начать играть (врачи утверждали, что это невозможно), и ответила:

– Нет, конечно!

– Хорошо, – удовлетворённо кивнула девочка. Глаза её казались слишком взрослыми и мудрыми, под воздействием успокоительных лекарств они слегка помутнели, но Женька явно всё понимала. Странно: она не спрашивала о Славике и Свете, не кричала и не плакала. Чуть позже до Эльвиры дошло: девочка ничего не помнит! И мать мысленно поблагодарила Бога за проявленное им милосердие.

Хотя могут ли высшие силы быть по-настоящему милосердными? Уже через минуту Карелина узнала ответ на этот вопрос. Зазвонил её сотовый, и торопливый голос Чарского вернул женщину с небес на землю:

– Эльвира Михайловна? Вас хочет видеть наш главный. Держись, Элка, он настроен уволить тебя. За что – не пойму.

– А ты не ошибаешься? – осторожно переспросила Эльвира, до которой ещё не дошёл смысл сказанного Чарским.