Пик

А я-то думал, буддийские монахи денег в жизни не видят. Запа отдал Сунджо часть пачки, толщиной в два с чем-то сантиметра.

— А как же мой мотоцикл? — спросил Сунджо.

— Если тебе повезло, — сказал Запа, — то его уже кто-нибудь угнал или скоро угонит. Ждите меня в отеле.

Монах повернулся и ушел. Я был рад, что обратно мы поедем на такси, но совершенно не понимал, зачем мы ездили в храм — ради этих двух минут разговора? Я спросил Сунджо, тот пожал плечами и сказал: мол, надо делать, как сказал Запа, он такой.

Запа в самом деле был человек необычных способностей, потому что, когда мы вернулись в отель, он уже ждал нас в фойе. Я сперва его даже не узнал: вместо кэсы на нем была обычная, городская одежда, а на носу — пара на вид очень дорогих солнечных очков. Он выглядел голливудским киноактером, и я подумал: наверное, для походников и альпинистов он в самом деле что-то вроде кинозвезды. Такси мы у храма поймали минут за десять и поехали прямо в отель, и пробок по дороге было не больше, чем на пути в храм. Тем не менее Запа стоял себе в фойе и беседовал с сотрудниками отеля с таким видом, будто просидел там весь день.

Я посмотрел на Сунджо, думая, что он будет удивлен не меньше моего. Я ошибался.

— Запа — он такой, — как ни в чем не бывало сказал Сунджо.

— Какой?

Сунджо снова пожал плечами. Скоро я выяснил, что едва ли не весь Непал отвечает на вопросы о Запе именно так.

— Ты привыкнешь, — добавил Сунджо и пошел поздороваться с монахом, который с этой минуты был в отпуске.

Вы, наверное, думаете, а почему я сам не спросил Запу, как он оказался в отеле раньше нас. Меня, конечно, подмывало, это точно, но я решил, что на мои вопросы он отвечать не станет. Или хуже того, расскажет мне что-нибудь правдоподобное, но не то, что было на самом деле. Это как спрашивать циркового фокусника про то, как он делает фокусы. Или граффитера, как ему удалось раскрасить семнадцать железнодорожных вагонов за одну ночь. Тут все дело в тайне. Иногда лучше ни о чем не спрашивать.

Мы поднялись в номер, и Запа принялся разбирать снаряжение, деля его на несколько куч, а мы с Сунджо стояли и смотрели. То и дело Запа вынимал ту или иную вещь и просил меня примерить, смотрел, говорил, подходит или не подходит, и кидал ее в ту или иную кучу. Когда он закончил, в номере имелось три кучи.

Запа указал на левую кучу.

— Это мы возьмем с собой и поменяем на вещи нужного размера.

В третьей куче лежали мои ботинки, синий зимний ком-без и еще кое-какая одежда. Я заметил, что эти вещи мне тоже не подходят.

— На вещи из этой кучи у меня другие планы, — сказал Запа.

Я представления не имел, о чем он, но решил не расспрашивать. Вместо этого я указал на кучу, которую Запа собирался менять. Там было на несколько сотен долларов разной дорогой снаряги — крючьев, веревок, жумаров и прочего.

— Все это снаряжение совершенно новое, — сказал я.

— Чтобы зайти на Сагарматху, оно тебе не понадобится. Сагарматха — так непальцы называют Эверест*.

* Выше говорится, что Запа — шерп, а не непалец, поэтому в действительности он наверняка употребил бы непальское название Эвереста — Сагарматха, а не шерпское (оно же тибетское) — Джомолунгма.

— Папа же все это не просто так купил, — заупрямился я. — Вдруг это понадобится ему?

— Твой отец сказал мне обеспечить тебя всем необходимым для подъема на вершину. Сколько у тебя с собой денег?

Я сказал, сколько у меня есть, но умолчал о кредитке, которую дала мне с собой мама. Я подумал, она не будет рада узнать, что ее деньги потрачены на альпинистское снаряжение.

— Этого не хватит, чтобы купить тебе все, что нужно, — сказал Запа. — Надеюсь, нам удастся получить за это все необходимое.

И он принялся сортировать снаряжение на продажу.

— С Запой лучше не спорить, — шепнул мне Сунджо, и мы с ним потащили горы снаряги вниз, где нас ждали грузовик и водитель.

МЫ ПРОВЕЛИ ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ за обменом снаряжения. Одновременно Запа показал мне Катманду во всей красе — он не собирался этого делать, просто все лавчонки, где он менял снарягу, располагались в разных концах города, да притом в местах позлачнее. Где бы мы ни появлялись, его узнавали и были рады видеть — но только пока не начиналась торговля. Запа и хозяева лавчонок только что за грудки друг друга не хватали, споря о цене. В итоге всегда о чем-то договаривались.

Труднее всего было найти мне подходящие ботинки. Процедура, повторенная несколько десятков раз, выглядела так. Я надевал очередную пару, которая мне приглянулась, говорил Запе, что она отлично подходит; Запа просил меня пройтись туда-сюда и принимался качать головой.

— Плохо, не подходит, — говорил он от раза к разу.

— То есть как не подходит? — настаивал я. — Отлично сидят.

— Не-а, малы, — отвечал Запа. — Они станут тебе как раз, когда ты хорошенько натрешь себе пальцы и они отвалятся от воспаления.