Читаем Пик коммунизма полностью

Письма Бабьяку мама моя переводила примерно раз в год, в канун католического Рождества, и каждый раз, по окончании сеанса, Бабьяк норовил поцеловать маме руку и восклицал: «Святая женщина!». (Вот же воспитание было у старого человека! А ведь всего-навсего младший брат управляющего имением провинциального помещика, встретивший революцию в двадцатилетнем возрасте. Но культуру изящных манер уже успел впитать. И это – в отдаленной ото всех столиц деревне, куда и сам Радищев носа не совал! Вот что значит – старая школа!). Мама уворачивалась, прятала руки, Бабьяк уходил, пятясь и повторяя «Святая женщина!» к большому неудовольствию моего отца, который многозначительно указывал пальцем вверх: смотри, мол, мамочка, допереводишься… Но ничего, Бог миловал, неприятных последствий не произошло, в Сибирь мы не поехали, и Бабьяк, встречаясь с мамой в Кокино, продолжал неизбежно восклицать: «Святая женщина!» и норовил при этом поцеловать ей руку. В сельпо ли, в очереди ли за селедкой это происходило, или на автобусной остановке, при студентах или в присутствии самого господа бога в лице директора техникума Петра Рылько – это было Бабьяку без разницы. Таков был его изящный стиль. Мама от него по возможности пряталась. И даже сам я задвигался, бывало, за ближайший куст сирени, опасаясь что трусящий мимо Бабьяк узнает меня и восторженно закричит: «А где же твоя милая мамочка – святая женщина?», и все начнут озираться в поисках моей мамочки. И ведь случилось такое однажды прямо в моем классе, на уроке внеклассного чтения, куда деда Бабьяка пригласили с лекцией о нечеловеческих преступлениях царизма, коим Бабьяк не мог не быть живым свидетелем. Бабьяк, помнится, подтвердил, что преступления царизма действительно имели место: например, был ужасный падеж скота в девятьсот пятом году, а царизм никаких мер не принял, так что помещик Холаев чуть не разорился. – "Эксплуататор этот проклятый", – спохватился дед, придавая лекции необходимую идеологическую направленность. Джинсов тогда на нем еще не было, поэтому его критике царизма дети поверили.

Стратегическая тема

В школе я учился, как уже сказано было, деревенской, или сельской, или деревенско-сельской, поскольку стекались в нее ребята из села Кокино, где жил и я, а также из десятка окрестных деревень: с Бабенок, Слободы, Скуратова, Дементеевки, Упороя, Паниковца, из деревни Выгоничи и других мест. Да, это была деревенская школа, и звонки давала в ней не автоматика, а тетя Шура Тенютина по старому будильнику без стекла и с гнутой стрелкой. Тетя Шура обходила школьные коридоры (их было-то всего два, расположенные под прямым углом) и трясла бронзовым колоколом типа корабельной рынды. По тому, как она трясла, можно было узнать ее настроение. Если трясла коротко – значит будет придираться: «А ну, ноги вытирай! Еще вытирай! Дверью не хлопай, бусурман!». Если долго звонила – значит добрая сегодня, может похвалить: «Ну что, артиллерист? Чего сопли на галстук повесил? Обратно пятерку кверьх ногами схлопотал? (то есть «двойку»). На-ка яблочко, для прочищения мозгов помогаеть, железо содержить». Иногда, если тетя Шура болела или засыпала на стуле, или останавливался ее будильник, уроки затягивались. В таких случаях учителя проявляли инициативу сами: ударить в колокол отправляли кого-нибудь из старшеклассников.

Большой и серьезной – если не центральной и даже стратегической, как назвал её на расширенном педсовете с участием родителей директор школы Ульяненко – темой школьной жизни был туалет: выгребная яма, расположенная под единой крышей с сараем для дров и стойлом для коня в самом конце школьного двора и разделенная досками на два отсека – для мальчиков и для девочек. Отпрашиваясь в туалет с урока, мы поднимали руку и говорили: «Можно на двор?». Маленьких отпускали беспрекословно и побыстрей, пока не поздно, а со старшеклассниками часто возникали дебаты типа:

– Зачем? Опять домашнюю работу не сделал?

– Сделал. Мне надо.

– Покажи домашнее задание, тогда отпущу.

– Я не успею. Мне надо, – (следуют соответствующие комментарии учеников с мест).

– Успеешь. Показывай тетрадь.

– А вот возьму щас и не успею!

– Тетрадь давай!

– Дома забыл!

– Тогда сядь на место!

– Все, не успеваю!

– Пошел вон! Кол тебе за домашнее задание!

– Ну и пожалуйста…

– К директору пойдешь, хам!

– Ну и пожалуйста! – но это уже из-за двери.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее