Мы всматриваемся вперед, но Алайской долины еще долго не видно — ее закрывают боковые отроги хребта. Несколько поворотов, спуск — и перед нами открывается вид, который уже не один раз поражал путешественников. Впереди, ниже нас, лежит ровная гладь Алайской долины. За ней прямо из зелени лугов встают стены вершин Курумды, Ледяного Мыса, пика Ленина и других. Цепь снеговых гигантов, освещенных лучами заходящего солнца, уходит на запад и исчезает за линией горизонта.
Не сразу удается ощутить масштабы величественной панорамы, не верится, что до подножия вершин по ту сторону долины — они кажутся нам совсем близкими — не менее двадцати пяти километров и что их стены возвышаются над долиной на три-четыре километра. Прямая и ровная дорога с цепочкой телеграфных столбов все суживается, а потом и совсем теряется в необозримом просторе Алайской долины.
Короткая остановка в Сары-Таше, поселке, возникшем совсем недавно у автомобильного тракта. Д. Гущин рассказывает нам о переменах, происходящих в жизни коренного кочевого населения Алая. Часть его уже объединена в колхозы; летние пастбища регулярно посещают врачи. В боковых долинах нижнего Алая у Дарауткургана, где часть киргизов со своими стадами остается на зимовку, уже началась постройка первых в Алайской долине школ и магазинов.
Наши машины снова трогаются в путь. Мы переезжаем через мост, под которым мчатся буро-красные воды Кызылсу, и едем к предгорьям Заалайского хребта. Пологий длинный подъем. На высоте около 4000 м у склонов предгорий, покрытых редкой травой, видны несколько белых домиков. Это Бордобо — конечный пункт нашего автомобильного пути.
Мы приступаем к разгрузке автомобилей. Тяжелые вьючные сумы и ящики приходится оттаскивать в сторону от дороги в то место, где завтра мы начнем грузить их на лошадей. Работа, которая в Оше была для нас легкой, здесь требует значительно больших усилий. У нас начинается одышка. Наше смущение увеличивается, когда мы видим, что молодой человек из расположенного неподалеку селения свободно выполняет на перекладине серию сложных гимнастических упражнений: он привык к разреженному воздуху этих высот. Памирцы объясняют нам, что недомогание, вызываемое кислородным голоданием, ощущают все вновь прибывшие сюда. Горная болезнь (местные киргизы называют ее «тутек») одолевает иногда даже пассажиров на Памирском автомобильном тракте, ниже этих высот.
День отдыха проходит незаметно, и утром 10 июля начинается подготовка к походу на ледник. На этот раз мы намерены добраться до лагеря 4200 м. Вместе с нами идут саперы — мы попытаемся вместе проложить вьючную тропу как можно выше, чтобы облегчить подготовку штурма.
Путь по леднику будет нелегким. Красноармейцы, идущие с вьючными лошадьми, подтягивают подпруги и крепче увязывают груз. Шипы на подковах лошадей, затупившиеся во время перехода по Алайской долине, сменены новыми, острыми.
По крутому скату береговой террасы, выводящему на ледник, саперы уже проложили удобную тропу, и мы быстро проходим этот участок. Караван вступает на ледник Ленина. Большая часть его языка загромождена камнями. Пробираться с лошадьми становится все труднее, и мы ведем их на поводу, выбирая путь по чистому льду, который встречается сперва отдельными островками, а потом и сплошными полосами. Трещины редки, но много провалов и ледниковых озер, свидетельствующих об интенсивном таянии ледника. На крутых склонах приходится пускать в ход ледорубы: мы рубим узкую тропу, на которую может стать копыто лошади. Идем от тура к туру, установленным накануне саперами, придерживаясь высокой гряды правой морены.
Через пять часов, в десяти километрах от ледника, мы переваливаем через морену и выходим прямо к цели нашего похода. На большой ровной площадке, которая когда-то, вероятно, была дном озера, зеленеют ростки травы. Рядом журчит ручей, он начинается вблизи площадки на фирновом склоне.
Начинается дружная работа. Не проходит и часа, как на площадке вдоль морены выстраивается ряд невысоких двускатных палаток, в каждой из которых будут жить по два человека. В них мы раскладываем свои спальные мешки, под голову вместо подушек кладем рюкзаки. Снаряжение и продукты помещаем отдельно в обширной армейской палатке. От большого камня на морене к коньку одной из палаток, в которой разместились наши радисты, тянется антенна. Возле ручья, где от прошлой экспедиции сохранились остатки очага, уже дымится костер, и наш повар узбек Мамаджан-ока хлопочет возле большого котла.