Я знаю, как лучше познакомить моих гостей с красотами Алибека. По узкой лесной тропе я подвожу их к «академическому» домику за рекой Алибечкой, поднимаюсь с ними на второй этаж и распахиваю дверь на широкую веранду. Раздаются возгласы удивления и восторга.
Перед террасой лежит широкая поляна. Снег только что стаял, и трава словно ровный изумрудный ковер. Осенью она будет расцвечена белыми и светло-фиолетовыми крокусами. Теперь же время цветения черных тюльпанов, и они четко обозначаются среди зелени. За поляной правильным полукругом выстроились вековые пихты. Кажется, что их верхушки касаются ослепительно белых снеговых полей и голубых ледников Главного Кавказского хребта. Устрашающе крута на фоне темно-синего неба пирамида красавицы Белалакаи. Тоненькие серебристые нити на противоположных склонах — это водопады, шум реки приглушен. А выше всех солнце, ослепительно яркое и ласковое в пору запоздалой высокогорной весны.
— Вы что думаете обо всем этом? — спрашиваю я хрупкую стройную женщину. За золоченой оправой очков живые глаза: это врач из Душанбе, альпинистка В. Мошкова.
— Красиво, конечно, но как это излишне картинно и не совсем реально, — отвечает она после некоторого раздумья. — Мне больше по душе суровая и торжественная красота наших среднеазиатских гор. Они проще и понятнее. Нет, это я не о горах Варзоба, я думаю сейчас о панорамах Алайской долины… Да, я была на пике Ленина, кажется, это было уже давно! Моему сыну сейчас шесть лет. Он знает десятки горных цветков. После пика Ленина вот уже третье лето мы приезжаем с ним в альпинистский лагерь. Самыми трудными для меня были последние шаги перед вершиной. До этого высота как-то не ощущалась; некогда было, все время в движении и работе. В лагере 6200 м мне приснился страшный сон: потеряла свой рюкзак с воздухом, проснулась, задыхаясь, в тревоге. В нескольких метрах от цели могла делать только по одному шагу, потом нужно было долго переводить дух. Выбралась к туру последней, четырнадцатой. Руки дрожат. Чтобы удержать в видоискателе группу, прижала кинокамеру к носу, задержала дыхание и от удушья чуть не потеряла сознание. Анвар Шукуров обнял меня, расцеловал. «Молодец, Валя, дошла, а ведь мы на вершине пика Ленина!..» Я не могу сказать ни слова. Когда раздышалась, чувствую, по щекам текут слезы.
Ночевка на 6800 м на спуске прошла как-то незаметно. Основные события, мы их не ожидали, принес следующий день. Во время снегопада и в тумане прошли на спуске почти всю террасу. Движение замедлилось, а потом мы повернули обратно. Ребята не решились пойти на крутой спуск в горловину к куполу 5200 м — боялись лавин. Прошли назад две трети террасы и остановились на ночевку на площадках, где накануне ночевали одесситы.
Пологая снежная полка здесь шириной 200–300 м; утром мы убедились, что наши четыре палатки установлены в ряд в сотне метров от крутой части склона.
К 9 часам вечера еще не стемнело. Было как-то серо, и непрерывно шел снег.
— Володя, сделай чай, — попросила я мужа. Он выбрался из палатки и на двух «Фебусах» начал топить воду для всех в нашей общей большой кастрюле. В соседней палатке включили «Спидолу». Слышимость прекрасная. Леонид Утесов исполнял какую-то песню. Потом, помню, возглас; «Ребята, лавина!..» Меня сильно толкнуло что-то мягкое, обволокло, еще раз толкнуло в шею и голову и понесло вместе с палаткой вниз по склону. Ведь ниже совсем близко ледовые сбросы и гибель! В сознании одна только мысль: что-то теперь будет, что будет?!
А потом остановка и тишина. Скрип шагов где-то внизу, и голос Володи Машкова: «Ребята, как вы?..» Он заметил темную ткань палатки, выступающую из-под снега, и начал ее рвать; снова досталось моей голове. Затем слышу голос Белкина: «Все в порядке, дышать только нечем…» Выбрались невредимыми наружу все. Только у Абулаева на лбу небольшая ранка. Соседям досталось больше, их палатки были установлены прочнее, на ледорубах, а мы свою закрепили на врытых в снег пустых консервных банках, и нас меньше помяло.
Затем споры, где ночевать. Иван Иванович Линдт, самый старший из нас по возрасту, — за устройство пещеры. Большинство же за ночевку тут же, в снежных ямах, все равно палки палаток сломаны. Надеялись, что новой лавины уже не будет. Ночью даже умудрились спать.
Володя рассказал, что опасность он осознал в последнее мгновение. Он помнил звук легкого хлопка, волну холодного воздуха и мягкий удар по всему телу, потом его закружило и понесло вниз. При первом же вздохе он ощутил резкую боль от тысячи ледяных иголок, попавших в легкие. Когда выбрался из снега, обнаружил, что одна нога босая, а в руке фонарик. Его луч осветил ровный бугристый снег. Володя сразу же побрел вверх по склону, наткнулся на нашу палатку и откопал нас из-под снега.
А утром тяжелый спуск. Снегопад прекратился, но свирепый ветер переметал снег, и на наших лицах намерзала ледяная корка. Отогрелись и пришли в себя только у скал Липкина.