— Отказался, — тот решительно тряхнул головой. — Не лежит у меня душа к такому. Я люблю просыпаться и знать, что все хорошо. Что ты никому зла не сделал, и на тебя, значит, никто обиды не держит. А когда не так, оно и просыпаться не хочется.
— Есть опыт? — полюбопытствовал Лунин.
Корхмазян вздохнул.
— Как сказать. Мы по молодости, еще когда в Армении жили, с Памусяном оба на стройке работали. Дома строили, в том числе и тот дом, где наши родители, и мои, и его, квартиры получили. Тогда многие так считали: как работать на стройке и ничего не украсть? Не может такого быть. Это промеж нас и за кражу не считалось. Не украл! Взял! Оно, конечно, не так много чего взять было, если кирпичи увезешь, из чего потом дом построишь? А вот цемент можно было. Тогда ведь такого не было, что весь готовый бетон в машинах привозят да через швинг заливают. Песок с цементом на месте замешивали. Но ведь если в раствор положить на пару мешков меньше цемента, а песка побольше, раствора столько же выйдет, верно?
— Скорее всего. — В строительстве Илья разбирался не очень хорошо, но с точки зрения математики логика собеседника казалось безукоризненной.
— Да и раствору самому ничего не будет, — продолжил Грачик. — Что такое пару мешков? Пшик! Никто и не заметит. Ни прораб, ни сам раствор. Проблема одна, на стройке много людей работает, и каждому пару мешков взять надо. Кто-то гараж строит, кто-то дачу. Всем цемент нужен. Понимаешь меня?
Илья кивнул.
— То есть в готовом растворе цемента не очень много было?
— Не много, — покачал головой Грачик, — не то слово. Мало его там оставалось, совсем мало. Дома, правда, все равно стояли, на вид и не скажешь, будто что-то не так.
Грачик поник, упершись подбородком в подставленные кулаки.
— А потом случилось землетрясение, — догадался Илья.
— Случилось, — тихим эхом отозвался Грачик. — В один день все погибло. И дома, и люди. Говорят, конструкция была для наших мест неподходящая. Нельзя было по такому проекту строить. Не знаю, может, и нельзя. Но только я до сих пор думаю, если я, если бы остальные цемент не себе брали, а в раствор замешивали, может быть, тот дом до сих пор стоял? Может быть, в тот день меньше людей погибло? Как ты думаешь, ара?
Понимая, что отвечать на вопрос не имеет смысла, Илья сосредоточил взгляд на орнаменте лежавшего на полу ковра.
— И нет ответа, — со вздохом произнес Грачик. — Я как-то раз у Памусяна спросил, что он об этом думает. Он представляешь, что ответил? Сказал, что теперь точно знает, каждый вокруг него готов свои два мешка украсть. Причем не только цемента и не обязательно всего два. А о том, что было много лет назад, он не думает, мол, это для желудка вредно. Желудок, понимаешь, у него больной. Не то гастрит, не то холецистит, я и сам не знаю.
— Но в конечном итоге к соглашению вы пришли, — не дал Грачику окончательно погрузиться в воспоминания Лунин.
— Пришли, будь оно неладно. — Корхмазян болезненно поморщился. — Что мне оставалось, ара? Что я мог сделать? Сказать Наташе, что все, что надо собирать вещи и возвращаться в город? Вы представляете, что это такое — идти искать работу, когда тебе почти шестьдесят? Я не хотел, чтобы какая-то девочка-кадровичка спрашивала меня, смогу ли я в моем возрасте работать полный день и не помешает ли мне больная нога! И потом, Памусян предложил такие условия. Сказка, а не условия. Списать весь долг по аренде и продать мне здание по остаточной стоимости. По остаточной! Причем деньги можно было выплачивать частями несколько лет. Как было удержаться? Какую силу для этого иметь надо? Одно знаю: нет у меня такой силы.
— Угу. — Илья задумчиво кивнул. — А в чем смысл вашего соглашения? Чего хотел Памусян? Получить информацию о Сергиевиче?
— Сергиевиче? — Грачик удивленно взглянул на Лунина. — Это ты о губернаторе? Нет, о нем и речи почти не было. Зарецкий, вот кто был нужен. Памусян хотел унизить его, так унизить, чтобы от него все отвернулись.
— Почему?
— Э-э-э… откуда мне знать? Разве Памусян правду скажет. Знаю только, что он оформлял на Зарецкого доверенность по продаже некоторых предприятий, а затем, всего через полгода, эту доверенность аннулировал. Я так понимаю, что-то по деньгам не сошлось.
— Ну да, пара мешков, — негромко пробормотал Лунин.
— Может, и так, — кивнул Грачик, — а Памусян очень не любит, когда его кто-то на деньги обманывает. Мало того что просто не любит, он всегда этого человека наказывает, причем так, что тот на всю жизнь это наказание запоминает.
— И какими же методами этот ваш Памусян обычно наказывает? — заинтересовался Лунин. — Бандитов привлекает?
— Ну что ты, ара, почему сразу бандитов? — возмутился Грачик. — Ной всегда старался от них в стороне держаться. Да и потом, последние лет десять какие бандиты? Сейчас с другими людьми договариваться надо, это даже я понимаю, а уж он тем более. Не было такого человека в области из руководства, чтобы у Памусяна с ним отношения выстроены не были.
— Угу. — в очередной раз кивнул Лунин. — Я бы все же насчет Сергиевича хотел уточнить. Вы сказали «почти». «Почти» — это что значит?