Пика

Посмотрев на все это из окон своего номера, приезжие устремлялись в большой ресторан на первом этаже, где их уже ждал «шведский стол». Увидев это роскошное великолепие, оторвавшиеся от дел праведных в отпуск на недельку-другую в январе, решали для себя, отдыхать так отдыхать, и с упорством, достойным воинов средневековья, осаждавших какую-нибудь крепость, кидались в неравный бой с едой. Неосторожно решив, что они сильнее, «осаждавшие крепость» скоро проигрывали. Огромные тарелки перед «воинами» еще не успевали опустеть, а силы покидали их. Зато улыбчивые усатые «защитники» бесконечных редутов, застеленных белыми скатертями, все подносили и подносили новые боеприпасы в виде подносов, уставленных разнообразными блюдами.

Подобно героям Ремарка, отдыхающие произносили крылатую фразу «прощай, талия» и, перегруппировавшись, вновь кидались на штурм. Особенно тяжело приходилось тем, кто приехал по программе «все включено». Они сражались «не на живот, а насмерть». Справедливости ради, следовало бы отметить, что эта категория отпускников состояла из профи, что было заметно по формам доспехов, расширяющихся к талии, которую обычно трудно было отыскать. Лозунг отцов и дедов в последней страшной войне «все для победы» использовался в рядах этих «воинов», как последний аргумент. И только после этого обессилевших, но не сдавшихся в бою, развозили по «палатам», где они зализывали раны до вечерней схватки.

Пика, словно генерал, восседавший на самом отдаленном холме, наблюдал за полем боя. Не найдя возможности сварить приличный кофе в номере, он спустился в ресторан.

Было еще рано, и служащий, разглядев в нем нечто родственное, откликнулся на просьбу странного клиента с необычной щедростью. Через десять минут перед одиноким мужчиной на столе появился стакан с прохладной водой и целая турка великолепного кофе. Опасаясь спугнуть удачу, бывший зэк медленно наклонился над ней, чтобы вдохнуть аромат, и увидел знак. То ли русская «С», то ли латинская буква «С».

Неожиданно в памяти появилась вчерашняя табличка с платежами за аренду магазина Орлова под названием «Солянка». Сава помнил этот магазин. Расположенный на первом этаже углового дома, неподалеку от метро «Китай-город», он считался успешным. Столько труда было вложено в его оформление. Стало жаль тех усилий, впрочем, они были не напрасны. Опять вспомнилась фраза Хана:

«Живи сейчас, бери лучшее, читай знаки».

Бывшему зэку подумалось, что он особенно и не стремится сейчас что-то менять. Пожалуй, это лучший вариант. Все как-то само получается, причем, уж очень гладко. Скорее всего за этим стоит кто-то весьма сильный и влиятельный. Конечно, не просто так его катают по всему миру, да еще в обществе женщины с карими глазами. Так что первым двум советам авторитета Пика следует стопроцентно, а вот, знаки…

Девять лет зоны научили его тому, что люди по другую сторону закона, в числе которых он оказался волею судеб, редко что-то планируют вообще или, в крайнем случае, надолго. Обычно полагаются на фарт или на более сильного. Впрочем, недолгий век бывшего художника на свободе показал, что у соблюдающих закон граждан, планы тоже редко выполнялись. Ну, ладно он, маленький человек, но Орлов! Великий Орлов, которому были по плечу грандиозные проекты, вдруг тоже как-то просто вышел из игры. Тут что-то было не так. Интуиция подсказывала, что Сава чего-то не понимает. И опять Хан был прав в своих советах. Нужно порыться в памяти, поискать подсказку. Знаки наверняка были. Он их просто не заметил.

В номере было тихо. Дина еще спала. Она была по гороскопу «сова», а Пика — «жаворонок». Впрочем, это не напрягало их в том узком пространстве, по которому им приходилось протискиваться вперед. Рисунок Мехмета так и лежал на барной стойке. Ритуал после «черного рисунка» он не провел. Вернее, не смог.

— Как же это я… — мелькнуло в голове, — Извини, брат.

Бывший зэк заглянул в «дипломат». Зажигалка была там. Он, было, потянулся за изящной поблескивающей вещицей Дины, но чистый лист белой бумаги заставил забыть обо всем. Словно изголодавшийся маньяк, художник неожиданно для себя кинулся рисовать. Пика даже не представлял, что и как делать. Это был порыв. Так иногда и раньше бывало. Неожиданно возникало ощущение, что если сейчас попадется в руки кисть или карандаш, то все получится. Само. Легко и быстро. Без долгой предварительной работы и выбора момента. Он всегда мог четко сказать по любой работе, написанной кем угодно — был ли это счастливый порыв или кропотливая работа. Бывали полотна с глубоко продуманным сюжетом, правильно поставленным светом и перспективой, где все проработано и по-книжному правильно, но без души. В момент работы автор был ремесленником, а не творцом. Такие картины всегда лучше оцениваются и дороже продаются, но коллеги, понимающие порыв, всегда завидуют тому счастливцу, кто оказался в нужном месте в нужное время. Это не оценить по известным критериям, чтобы там ни говорили критики и знатоки. Это не продается.