Пике в бессмертие

— Горючего, горючего, — соображал парень. — Есть горючее! Канистра целая, его, этого самолета, горючее. Там, в сарае. От досаафовцев еще осталось. Я хотел унести, помешали.

В сарае с распахнутыми дверями, под разным хламом действительно стояла большая канистра. Горючего в ней было под завязку. Втроем они быстро заправили машину, кое-как выкатили ее из-за сараев на летное поле.

— Теперь чего? — спросил бородатый. — Неужто полетишь?

— Полечу, если она потянет, — кивнул летчик на машину.

— Потянет, потянет, — заверил парень. — Немцы летали, сам видел.

Летчик забрался в кабину. Снова запустил мотор.

Мотор заработал, рывками, чихая. Потом ритм выровнялся. Летчик выскочил из кабины, поблагодарил, обнял мужиков и повел самолет на взлетную. Кругом ни души. Тишина. Он дал газ и пошел на взлет.

Линию фронта перелетел на бреющем, беспрепятственно, без единого выстрела зениток. И хотя волновался до предела, аэродром свой определил и сел аккуратно. Подробный, в деталях рассказ летчика, возвратившегося уже на пятый день, мы слушали затаив дыхание. Выпили за его чудесное спасение. Между прочим, немецкий шнапс, который механик обнаружил в кабине в немецкой же фляжке — мужики-кузнецы подсунули на дорожку, даже и не предполагая, что именно этот шнапс, немецкая фляга, запечатанный в фольгу, немецкий же паек и еще, так же зачем-то — от души — сунутые мужиками в кабину новенькие, со склада, немецкие полусапоги, никак не подозревая, что все эти вещи и послужат «неопровержимыми доказательствами — «вещдоками», не чего-нибудь — измены Родине — в чем будет обвинен, по сути, герой летчик. В этом самом «смерше», который, по обыкновению, проводил допрос летчика, в данном случае, конечно, же, точно подозреваемого: — «Пробыл четверо суток в тылу у немцев, в занятой ими деревне, но благополучно прилетевший от них на самолете, с их подарками — шнапсом, чуть ли не именным пайком, с новыми сапогами, тут нечего было и раздумывать — «изменник Родины!» и все.

Последовал приговор и летчика отправили.

А через неделю, ровно через семь дней наши войска вошли в эту деревню. Меня послали осмотреть тот самый досаафовский аэродром. Я приехал, осмотрел. Все здесь было точно как в рассказе несчастного летчика. Еще я нашел кузнеца и его подручного. Они подтвердили все, что говорил нам и, наверное, «Смершу», летчик.

Но его уже не было. А рассказ его я привожу дословно.

Что касается случая со мной и тем же «Смершем», он не менее разительный.

В штаб нашего Второго авиационного штурмового корпуса поступил приказ: в составе авиационного полка атаковать и уничтожить окруженную в районе города Бреслау группировку немецко-фашистских войск. По приказу комкора в состав группы вводятся две эскадрильи — моя, первая и командира полка — майора Степанова. Ведущим — майор Степанов. Получаем инструктаж по обстановке в районе предстоящей штурмовки. И вылетаем всей группой — 30 самолетов — в 13–00. Летим пять минут. Все нормально. И вдруг в наушниках голос Степанова:

— Бегельдинов! Бегельдинов!

Отзываюсь:

— Я Бегельдинов...

— Бегельдинов! У меня барахлит мотор. Возвращаюсь! Командование группой принимай на себя!

Я предельно удивлен... Что это у него с мотором, вдруг, ни с того, ни с сего?.. Но размышлять некогда, связываюсь с ведущими звеньев.

— Я Бегельдинов! Принял командование на себя. Приказываю — группе Степанова перейти на правый фланг. Строй не нарушать!

Перестроившись на ходу, продолжаем полет. Я докладываю на КП.

— Резеда! Резеда! Я Ястреб! Подлетаю к цели. Задание: уничтожить окруженную группу противника до железнодорожной станции.

И вдруг задание меняют. С КП передают.

— Атаковать противника за железнодорожной станцией. — И еще уточняют. — Атакуйте за железной дорогой. Станция занята нашими. Бейте за дорогой! Бейте!

Я повторяю приказ. Получаю добро. Перелетаю станцию. Тут за постройками шмыгают, перебегают — хоронятся немцы. Явно они.

Делаю один заход. Наношу удар, затем второй, третий, четвертый. За мной на головы противника, на его технику обрушивают удары мои звенья. Группировка разгромлена.

Докладываю о результате. С войскового КП сообщают:

— Вам, Бегельдинов, и всей Вашей группе за отлично выполненное задание, благодарность от командарма наземных войск. Они наблюдали ваши работу.

Возвращаюсь. Сажаю группу на аэродром, вылезаю радостный из кабины. Как же, с полком вон какую блестящую штурмовку провел. И ни одной потери в составе.

Однако радость эту на аэродроме никак и никто не разделяет. У встретивших на летном поле товарищей тревожные, испуганные, лица.

— Талгат, что ты натворил?! — прошептал кто-то из них. — Ты же по своим, по своим бил! На КП уже «смершник» ждет тебя. Как же это ты?!

— Я по своим? Вранье это!.. Ложь! — выкрикнул я. — Я делал все, как положено, по командам с КП. Да и видел: немцы, немцы были подо мой. фашистов бил!..