Читаем Пике в бессмертие полностью

Немцы на своих маленьких, учебных, наверно, летали от деревни к деревне, и на одном нашем летали, над аэродромом. Исправили, наверное. Как уходили, в спешке бросили.

— И что же он, стоит тут?

— Стоит, там на аэродроме, за сараями. Как немцы поставили, так и стоит.

— Когда они отсюда уходили, убегали от войск наших, которые уже близко — фронт-то рядом, — продолжил бородач, — шибко торопились. Барахла разного в складах, на аэродроме оставили. Пока стерегут. Сторожка там у них, при аэродроме, при складах, по двое, по трое дежурят. Шнапс пьют, в карты играют.

Говорят, немцы аккуратисты, дисциплинированные... Как наступали, такими и держались, а в бега их как обратили, так про все — про аккуратность, трезвость — про все напрочь забыли, головы потеряли. Пьют похуже нашего, за ведро самогона хуть и самолет отдать готовы.

— Я у них, — вступил парень, — за четверть самогона одежонки рабочей совсем справной мешок наменял. Топоров, лопат придали. Бери, говорят, сколько хочешь.

— Слушайте, друзья, отведите меня на аэродром этот, к самолету нашему, — загорелся летчик. — Прямо сейчас!

Мужики не согласились.

— Сегодня нельзя. Немцы туда понаехали, что-то там делают. Подождать придется. Как уедут, тут и пойдем. Они завтра, послезавтра умотаются. Подождем.

— А со мной как? Немцы поймают!

— Не поймают. Мы тебя запрячем.

Летчик ломал голову: «Мужики вроде нормальные, наши, русские, не выдадут», — успокоил он себя. И согласился... Мужики же таясь, крадучись, перебежками отвели его в лес, в охотничью что ли, избушку. Дали еды — вода в ручье, рядом. — И ушли, пообещав придти, как только немцы смотаются.

Пришли на другой день поздно вечером. Парень сообщил:

— Убираются фрицы. Две машины у них на аэродроме. Сбегал я к аэродрому вроде за грибами, покурить сигаретку попросил. Машины уже загружены. Шофера там ночуют. Утром уедут. Самолеты наши стоят, их не берут.

Летчик сгорал от нетерпения. Хотелось, до смерти хотелось, глянуть на самолеты. Теплилась надежда: «А если и вправду исправные?! На них же улететь можно, через фронт перепрыгнуть!»

На следующий вечер пришел один бородач. А парня, по его словам — задержали дома. Твердо пообещал:

— Завтра мотанем.

В душу летчика закралась тревога: «А ну как предали?!» — будоражила пугающая мысль. Он уже соображал о возможностях ухода отсюда.

Но мужики не предали, пришли вовремя, с радостным сообщением:

— Немцы с аэродрома ушли. Там, как обычно, сторожа, двое или трое, в избушке. От самолетов далеко, почти через все взлетное поле.

— Их обойдем по-тихому, — заверил парень. — Сегодня и пойдем.

Посидели и, дождавшись когда скрылась луна, пошли. Шли в обход деревни. Перебрались через овраг, обошли озерцо или пруд, углубились в лес.

— Бережемся, — пояснил старший. — Немцев мало, десятка два, не больше, на той стороне деревни, в лесничестве обосновались. Ну, староста в селе, у него прихлебателей двое, трое. Шибко-то мы их не боимся, прижались они, как наши подошли, ну тебя, летчика, выдать могут. И нам за тебя каюк.

— Аэродром пока берегут, склады, — вставил бородач. — нужны им, видно, и самолеты, те самые, наши.

Шли недолго. Сквозь деревья обозначился аэродром, терявшаяся в темноте взлетно-посадочная полоса и чуть видная на окраине поля избушка, с еле-еле светившемся желтым огоньком-оконцем.

Летчик рассмотрел зажатую лесом чистую, аккуратно прибранную — немцы явно пользовались ею — взлетно-посадочную. Решил: подняться с нее можно...

— Там они, немцы — охранники в избушке, — шепнул парень.

— Как быть с ними? — глянул на спутников летчик.

— Так спят же, дрыхнут, поди, — пожал плечами старший.

— А если не спят? Я же их мотором разбужу.

— Пьяные если, — а они тут завсегда пьют, — не разбудишь их, хоть из пушки пали, — уверенно заявил бородач.

— Что ж, пошли, глянем чего и как, — махнул рукой парень. Обходя взлетно-посадочную по опушке, они добрались до избушки. В ней кто-то был — окошко светилось. Послышался стук.

— Я посмотрю, — шепнул парень.

Прижимаясь к стене, он добрался до окошка. И именно в этот момент дверца распахнулась, из нее вывалился немец, явно пьяный. Он шагнул и уставился на гостей испуганными глазами, раскрыл рот.

Сказать, крикнуть не успел, летчик ударил его по голове пистолетом. Немец свалился.

Парень заглянул в окошко, сообщил:

— Там еще двое. Тоже пьяные, спят. Теперь можно было идти к самолетам.

За сараями, у самого леса, стоял наш, советский «ПО-2». Натянутый на нижних плоскостях перкаль была кое-где рваный. Видно, порвали, когда тащили машину через кусты.

В кабине был порядок: ручки управления, приборы — на месте, но горючее в баке на донышке, по прибору почти на нуле.

Летчик все-таки решил опробовать мотор. Парень знал запуск. Крутнул винт.

Мотор чихнул, раз, два, три и заработал. Летчик тут же вырубил его и откинулся на спинку сидения, охваченный радостью. Так дико повезти может только раз в жизни.

— Машина на ходу. Горючего нету, — сообщил он мужикам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Идеал женщины?» – «Секрет…» Так ответил Владимир Высоцкий на один из вопросов знаменитой анкеты, распространенной среди актеров Театра на Таганке в июне 1970 года. Болгарский журналист Любен Георгиев однажды попытался спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил ответ: «Ну что вы, Бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества». Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза признавала: «Я… убеждена, что Володя не может некрасиво ухаживать. Мне кажется, он любил всех женщин». Юрий Петрович Любимов отмечал, что Высоцкий «рано стал мужчиной, который все понимает…»Предлагаемая книга не претендует на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее, это попытка хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той самой «целой половиной человечества», попытка крайне осторожно и деликатно подобраться к разгадке того самого таинственного «секрета» Высоцкого, на который он намекнул в анкете.

Юрий Михайлович Сушко

Биографии и Мемуары / Документальное