Пике в бессмертие

Оба состава горели. Платформы, вагоны окутались дымом. Так что поставленную командованием задачу эскадрилья выполнила, можно было возвращаться.

Я поднял машину над облаками. Высоко в небе над нами по-прежнему кружили вражеские и наши истребители, продолжали бой.

«ИЛы» после атаки подтягивались к строю. Следовало занять свое место и мне. Я глянул вниз. Там горели разбитые, развороченные составы. Но вдруг из пламени и дыма вырвался паровоз с двумя большими, какими-то зелено-желтыми вагонами-пульманами. «Спасают, увозят, гады! — мелькнула мысль. — Что-то важное, ценное спасают!»

И уже не думая, не рассчитывая, я рванул ручку управления, бросил самолет в пике, на уходивший подо мной паровоз. Большой палец правой руки плотно лежал на кнопке пуска реактивных снарядов, изготовился, чтобы выпустить их.

«ИЛ» уже почти проскочил слой облаков. И... меня будто кольнуло в спину... Откинув голову, глянул через плечо и засек устремленный на меня, в падении, точно на меня вражеский истребитель. Черно-белые кресты на фюзеляже и плоскостях отпечатались в глазах. Кресты росли, увеличивались.

Грузный «немец» падал совсем не так, как мой «ИЛ» в строгом, четком пике, он вращался вокруг своей оси, мотор не работал, за машиной тянулся темный дымный шлейф. «Мессер» был подбит нашими и на значительной высоте, потому скорость его падения была значительно выше моей. Она нарастала на глазах. Темная, уже закрывавшая небо, туша падала, наваливалась, догоняя мой, тоже устремленный к земле, самолет. Это, наверное, небывалое в истории авиации, походило на дикий вымысел, собачий бред. «ИЛ» в пике штурмует наземную цель, а на него с неба валится подбитая вражеская машина?!

Все это заняло секунды. В голове скачущие мысли, ищущие выход, спасение. Были еще мгновения, можно успеть вывести «ИЛ» из пике, ускользнув из-под падающего «Мессера», но я знал: при этом, при выходе из пике «ИЛ» должен на одно мгновение, на тысячную долю секунды промедлить и как бы замереть, этого и будет достаточно, чтобы нагоняющий, падающий «Мессер» врезался в него.

Фашист настиг меня метрах в ста от земли и... пролетел мимо, не коснувшись «ИЛа». За разбитым стеклом его кабины мелькнуло белое, окровавленное лицо летчика с открытыми мертвыми глазами.

... И вся картина выпала из памяти — подо мной цель. Придавив гашетку пушек я придавил кнопку пуска РС, сбросил бомбы, одновременно рванул на себя ручку управления, выводя машину из пике.

Внизу подо мной что-то оглушительно грохнуло. Нет, это не был взрыв только моих бомб, видно, вместе с упавшим на паровоз и вагоны фашистским самолетом, взорвались сами вагоны, то, что в них было. Яростное пламя, жгучий поток раскаленного воздуха рванулись в небо, качнули, подбросили «ИЛ», но мотор работал четко, без перебоев.

Внизу на земле, творилось невероятное: развороченный паровоз, наверное, завалившийся на бок, был окутан густым паром, объятые пламенем, скомканные взрывом куски железа — все, что осталось от вагонов — валялись в стороне от насыпи.

Разглядывать все это не было времени. Подняв самолет, я осмотрелся. И тут действительно испугался. Сердце замерло. В голове одна мысль: «Опять отстал, опять из строя выбился. И будет мне, достанется!»

Эскадрилья уходила на бреющем. Последние машины скрывались за горизонтом. Я выжал из мотора предельную скорость...

Сел на аэродром с небольшим запозданием. Поставил машину, осмотрел ее.

— Так она же, вроде, обгорелая, — удивленно глянул на меня механик. — Или у черта в пекле побывал?!

— Побывал, побывал, — кивнул я.

Ко мне, явно ко мне — остальные летчики были уже на КП — шел Пошевальников.

Я было подскочил с рапортом, он махнул рукой.

— Не надо. Все, все твои фокусы видел сам, видел. Дисциплину полета с ведущим, в строю опять не признаешь. «Летаю сам, индивидуально, как хочу. На приказ чихать...»

— Товарищ командир эскадрильи, разрешите...

— Не разрешаю! Все видел. Объяснений не требуется. Наказать тебя нужно. От боевых полетов отстранить. Вон, — махнул он в сторону аэродрома, — по кругу, над лесочком, над болотцем. И каждый кружок, под команду с земли. Чтобы к дисциплине приучить, к дисциплине!..

— Я готов, товарищ командир, — шагнул к нему я... Он поднял руку: