Встречи, выступления утомляли. Иной раз казалось, что легче было бы слетать на самую сложную штурмовку, но я понимал, что все присутствующие на встречах: дети, женщины, мужчины, старики, — все они тоже непосредственные участники войны и моих побед в том числе. Ведь это они своими руками создавали, строили мой самолет, вооружали меня сделанным ими оружием, обеспечивали горючим и всем необходимым для того, чтобы я поднял его с земли, нанес удар по врагу. Кроме того, у каждого из нас там, на фронте, кто-то из родных: муж, отец, брат, сестра. Потому так радостно встречают меня, с таким волнением ловят каждое мое слово о фронте, о том, как мы там бьем фашистов, освобождаем родную землю, города, села — действительно для многих присутствующих родные, так как они эвакуировались оттуда. Я понимал, что обязан удовлетворить их желание, и говорил, рассказывал о войне со всеми подробностями. И каждую такую встречу обязательно завершал горячим, искренним, от самого сердца, заверением, что, возвратившись, буду еще беспощадней бить врага, что это обещание всего полка, дивизии. Сделаем все, чтобы приблизить победу.
А дни бежали. Короткий срок отпуска истекал. И я вдруг, почувствовал, что до боли в сердце хочется съездить на мою Родину, на землю моих отцов, в аул, носящий название раскинувшегося рядом озера Майбалык, что в переводе на русский значит «жирная рыба». Рыба в озере действительно была жирная, толстоспинные, золотистые караси.
Был я там всего один раз. Отец возил совсем маленького. Но аул запомнил и слившуюсяя с ним русскую деревню Алексеевку, тоже — на всю жизнь. И сейчас совершенно отчетливо представлял себе эти несколько улочек, деревянные и, в основном, саманные домики. Желание снова увидеть все это, росло. Только как его выполнить? Сделать остановку на обратном пути, но времени уже в обрез. Решение было найдено, с военного аэродрома летел самолет в Акмолинск. Летчики берут меня.
И вот я в ауле, дома! Именно дома. Так я чувствую себя в просторных хатах двоюродного брата Ахмета, племянниц Раушан и Райхан. Я ходил с ними из дома в дом нашей родни и вся родня, — а это половина аула, — перебывала в нашем доме.
И как же это было хорошо — обнять каждого, прижать к своей груди, узнавая степень моего, близкого мне, родства. Только тут я постигал великий смысл понятий «Туган жер», «Елим-ай» — моя Родина! И я понял, за что боролся с врагом, за что ежедневно шел на смерть, а многие мои друзья летчики, стрелки пожертвовали своими жизнями.
Провожали меня всем аулом, всей Алексеевкой. Теперь меня, своего героя, гордость свою, знали все майбалыкцы-алексеевцы, и все были горды тем, что я, Герой, Талгат, — их родня, их земляк, на войне не посрамивший свой род, свой Елим-ай.
И опять было обидно и грустно, что рядом со мной не было моей любимой, что я не мог представить ее своим отцу, матери, сестрам и здесь, всем замечательным родным, близким людям.
Отпуск, мирные города, села, встречи с земляками, — все позади. И снова фронт.
В части новость. Комдив генерал Каманин, прошедший с дивизией от Волги до Днепра и дальше, в связи с повышением, уходит. Перед отъездом прилетел проститься. Обойдя построенный полк, обратился с прощальным словом.
— Дорогие товарищи гвардейцы! Личный состав вашего полка внес немалую лепту в дело разгрома немецко-фашистских захватчиков. Вы участвовали в боях на Курской Дуге, на Днепре, в ликвидации Корсунь-Шевченковской группировки, в Молдавии и в Львовско-Висленской операции. О полке идет слава по всей воздушной армии. Полку присвоено наименование Львовский, на его гвардейском Знамени — орден Богдана Хмельницкого. Это ваша же гордость, ваша слава. Надеюсь, что вы и дальше будете успешно бить врага на земле и в небе.
Бывало и так
Поздняя осень 1944 года. Второй Украинский фронт. Моя отдельная разведывательная эскадрилья стоит на полевом аэродроме в районе небольшого польского городка.
Однажды вечером, когда закончились боевые полеты и мы, наконец, могли вздохнуть, раздался звонок из штаба полка.
— Бегельдинов!
— Слушаю вас!
— Направляем в вашу эскадрилью летчика. Пока на задания его не отправляйте, Присмотритесь. Дайте тренировочные полеты строем на боевое применение, облет района боевых действий, когда будет готов к выполнению боевых заданий — доложите.
— Ясно, — ответил я.
Утром передо мной предстал лейтенант. Одет с иголочки, подтянут. Четко доложил, что прибыл для прохождения дальнейшей своей службы.
Знакомлюсь с личным делом. Ого! Новичок-то, оказывается, бывалый — имеет более сорока часов налета на штурмовике. Невольно вспомнилось, как мы с Чепелюком прибыли в часть, имея всего по одиннадцать часов.
Новичок быстро освоился, перезнакомился со всеми летчиками, стрелками, механиками.
А тем временем эскадрилья несла нелегкую службу. По три-четыре раза в день поднимали мы в воздух машины — вели разведку и бомбили вражеские войска. Когда же все отправлялись на отдых, я летал с новичком.
Прошло более месяца тренировочных полетов.
— Считаю, что готовы к боевому полету, — сказал я новому товарищу.