Пикник на Лысой горе

— Там же в тайнике были и ее собственные письма к любовнику, — с торжеством произнесла Ида. — Вот уж где она душу отвела. Сначала все писульки пылали страстью. Потом им, видно, пришлось расстаться.

Потому что она тосковала по нему. А потом стали появляться сообщения о том, что она ждет ребенка.

И что уверена: ребенок этот не от мужа. Она очень детально описывала, что и как чувствует. Потом ребенок родился, но переписка двух любовников продолжалась. Не так часто и уже без всяких страстных заверений, но продолжалась. Свекровь описывала, как растет и развивается их ребенок. Писала, как его назвали. Вот тут я и поняла, что речь идет об Алексее.

— Можно взглянуть на эти письма? — спросила Инна.

— Конечно, — после некоторого колебания все же согласилась Ида. — Пойдемте, достанем их.

— А разве они не у вас?

— Нет, я их прочитала и решила, что разумней положить их на место. У меня в комнате их мог найти муж. А кто его знает, как бы он себя повел. Роланд Владимирович тогда был еще жив. Вы меня понимаете? Не такой Эрнест человек, чтобы делиться наследством с бастардом. А мне казалось, что будет несправедливо лишить Алексея наследства.

Ида провела девушек на второй этаж. Бывшая комната свекрови была последней в коридоре. Инна еще раньше обратила внимание на пустовавшую комнату.

Но Инну все время отвлекали более важные дела.

И вот теперь они находятся в этой комнате. Ида опустилась на колени и нырнула в огромный шкаф.

— Вот тут. Сейчас! — донесся из шкафа ее глухой голос. — Никак не могу нащупать.

Сестры в нетерпении переминались на месте. Наконец Ида вылезла из шкафа. Она протянула сестрам пачку писем, перевязанную розовой ленточкой.

— Очень странно, — внезапно сказала Ида, разглядывая сверток. — Тут что-то не так.

— Что?

— Да вот ленточка. Точно помню, я завязывала ее бантиком. Еще старательно расправляла его. Не знаю точно, почему, но эти любовные письма меня растрогали. Я поняла, в каком страхе, что ее обман и измена откроются, жила всю жизнь моя свекровь. И я точно завязала ленточку бантиком.

И все трое уставились на завязанную простым узлом ленточку.

— Вы точно помните, что бантик? — спросила Наташа.

— Помню, — заверила ее тетка.

— Это может значить только одно, — сказала Инна. — Кто-то, кроме нас, прочел эти письма. А стало быть, еще как минимум один человек посвящен в тайну Алексея. И точно, что это не сам Алексей.

— Почему?

— Потому что письма целы, — пояснила Инна. — Если бы на них наткнулся Алексей, он бы их уничтожил. Ему совсем не нужно, чтобы именно сейчас выплыло, что он не родной сын Роланда и не может претендовать на его наследство.

Сестры взяли пачку пожелтевших писем и ушли к себе. Читать любовные откровения выпало на долю Наташи. Письма были написаны частично на латышском языке, а частично на русском. Инна слушала вольный перевод этих писем из уст Наташи и думала, что не совсем пристало впечатлительному подростку читать такие вещи, которые в этих письмах описывались.

— Я думаю, что любовник моей бабушки был русским, — неожиданно прерывая чтение, сказала Наташа.

— Почему?

— Если бы он был латыш, то зачем моей бабушке напрягаться и писать по-русски, — пояснила Наташа. — Бабка ведь была чистокровной латышкой. И свой язык знала в совершенстве. Русский она, конечно, тоже знала, но хуже. Поэтому любовник и старался писать ей на латышском. И лишь когда становилось невмоготу, переходил на свой родной язык. И это объясняет ошибки в письмах ее любовника, где он пишет по-латышски. Бабушкин любовник вовсе не был малограмотным, он просто недостаточно хорошо знал латышский. Объяснялся на нем скованно. А в тех строчках, где он пишет по-русски, нет ни одной орфографической ошибки.

— Интересно, — сказала Инна. — Нужно узнать у Эмилии, кто в доме ее сестры из слуг был русским.

Сестры направились на кухню. Эмилия уже готовила то ли ужин, то ли завтрашний обед. Он аппетитно бурлил в кастрюлях. Сестры, несмотря на то что плотно перекусили в кафе, ощутили голод.

— Прямо и не верится, что когда-нибудь этот кошмар закончится, — пожаловалась Эмилия сестрам, деловито помешивая бурое варево в кастрюле. — И что убийцу найдут.

— Найдут, — успокоила ее Наташа. — Эмилия, а неужели ты с моей бабкой совсем никак не переписывалась? Вы же сестры как-никак. Ну и что с того, что жили в разных городах.

— Конечно, мы писали друг другу, — сказала Эмилия. — Но виделись не часто. Правду сказать, я даже ее детей только на фотографиях и видела. А когда редко видишься, то и общих тем для разговора мало. Но мы старались поддерживать переписку регулярно. Так что я была в курсе того, как у них обстоят дела. Во всяком случае, когда это касалось чего-то важного. Мне это было необходимо, ведь я любила сестру. И главным образом ради нее же я старалась не бывать у них в гостях. Ведь, находясь у сестры в доме, мне вряд ли удалось бы скрыть мою любовь к Роланду. И это больно ранило бы мою сестру.

— Да, но ты все равно была полностью в курсе ее дел. А когда моя бабушка была еще молодой, у них в доме были слуги? — спросила Наташа. — Ну, не во время войны, а уже после нее?