Пикник на обочине

— Что там говорить! — сказала Гута. — Тебе зво­нил кто-то. Себя не назвал. Я сказала, что ты на рыбалке.

Рэдрик поставил кружку и поднялся.

— Ладно, — сказал он. — Пойду все-таки помоюсь. Куча дел еще у меня.

Он заперся в ванной, бросил одежду в бак, а ка­стет, оставшиеся гайки, сигареты и прочую мелочь положил на полочку. Он долго крутился под горячим, как кипяток, душем, кряхтя, растирая тело варежкой из жесткой губки, пока кожа не стала багровой, по­том выключил душ, сел на край ванны и закурил. Урчала вода в трубах, Гута на кухне позвякивала по­судой; запахло жареной рыбой, потом Гута постучала в дверь и просунула ему чистое белье.

— Давай побыстрее, — приказала она. — Рыба остынет.

Она уже совсем отошла и снова принялась коман­довать. Усмехаясь, Рэдрик оделся, то есть натянул майку и трусы, и прямо в таком виде вернулся на кухню.

— Вот теперь и поесть можно, — сказал он, уса­живаясь.

— Белье в бак положил? — спросила Гута.

— Угу, — проговорил он с набитым ртом. — Хоро­ша рыбка!

— Водой залил?

— He-а... Виноват, сэр, больше не повторится, сэр... Да брось ты, успеешь, посиди! — Он поймал ее за руку и попытался посадить к себе на колени, но она вывернулась и села за стол напротив.

— Пренебрегаешь мужем, — сказал Рэдрик, снова набивая полный рот. — Брезгуешь, значит.

— Да какой ты сейчас муж, — сказала Гута. — Пустой мешок ты сейчас, а не муж. Тебя сначала набить надо.

— А вдруг? — сказал Рэдрик. — Бывают же на све­те чудеса!

— Что-то я таких чудес от тебя еще не видела. Выпьешь, может быть?

Рэдрик нерешительно поиграл вилкой.

— Н-нет, пожалуй, — проговорил он. Он взглянул на часы и поднялся. — Я сейчас пойду. Приготовь мне выходной костюм. По классу «А». Рубашечку там, гал­стук...

С наслаждением шлепая чистыми босыми ногами по прохладному полу, он прошел в чулан и запер дверь на щеколду. Потом он надел резиновый фартук, натянул резиновые перчатки до локтей и принялся выгружать на стол то, что было в мешке. Две «пу­стышки». Коробка с «булавками». Девять «батареек». Три «браслета». И один какой-то обруч — тоже вроде браслета, но из белого металла, полегче и диаметром побольше, миллиметров на тридцать. Шестнадцать штук «черных брызг» в полиэтиленовом пакете. Две великолепной сохранности «губки» с кулак величиной. Три «зуды». Банка «газированной глины». В мешке еще оставался тяжелый фарфоровый контейнер, тща­тельно упакованный в стекловату, но Рэдрик не стал его трогать. Он достал сигареты и закурил, рассмат­ривая добро, разложенпое на столе.

Потом он выдвинул ящик, вынул листок бумаги, огрызок карандаша и счеты. Зажав сигарету в углу рта и щурясь от дыма, он писал цифру за цифрой, выстраивая все в три столбика, а потом просуммиро­вал первые два. Суммы получились внушительные. Он задавил окурок в пепельнице, осторожно открыл ко­робку и высыпал «булавки» на бумагу. В электриче­ском свете «булавки» отливали синевой и только из­редка вдруг брызгали чистыми спектральными краска­ми — желтым, красным, зеленым. Он взял одну «бу­лавку» и осторожно, чтобы не уколоться, зажал между большим и указательным пальцами. Потом он выклю­чил свет и подождал немного, привыкая к темноте. Но «булавка» молчала. Он отложил ее в сторону, на­шарил другую и тоже зажал между пальцами. Ничего. Он нажал посильнее, рискуя уколоться, и «булавка» заговорила: слабые красноватые вспышки побежали по ней и вдруг сменились более редкими зелеными. Несколько секунд Рэдрик любовался этой странной игрой огоньков, которая, как он узнал из «Докладов», должна была что-то означать, может быть, что-то очень важное, очень значительное, а потом положил «булавку» отдельно от первой и взял новую...

Всего «булавок» оказалось семьдесят три, из них говорили двенадцать, остальные молчали. На самом деле они тоже должны были разговаривать, но для этого пальцев было мало, а нужна была специальная машина величиной со стол. Рэдрик снова зажег свет и к уже написанным цифрам добавил еще две. И только после этого он решился.

Он засунул обе руки в мешок и, затаив дыхание, извлек и положил на стол мягкий сверток. Некоторое время он смотрел на этот сверток, задумчиво почесы­вая подбородок тыльной стороной ладони. Потом все- таки взял карандаш, повертел его в неуклюжих рези­новых пальцах и снова отбросил. Достал еще одну си­гарету и, не отрывая глаз от свертка, выкурил ее всю.

— Кой черт! — сказал он громко, решительно взял сверток и сунул его обратно в мешок. — И все. И хватит.

Он быстро ссыпал булавки обратно в коробку и поднялся. Пора было идти. Наверное, с полчасика можно было еще поспать, чтобы голова сделалась яснее, но, с другой стороны, гораздо полезней прийти на место пораньше и посмотреть, как и что. Он сбро­сил рукавицы, повесил фартук и, не выключив света, вышел из чулана.

Костюм уже был разложен на кровати, и Рэдрик принялся одеваться. Он завязывал галстук перед зер­калом, когда за его спиной тихонько скрипнули по­ловицы, раздалось азартное сопение, и он сделал хму­рое лицо, чтобы не рассмеяться.

— У! — крикнул вдруг рядом с ним тонкий голо­сок, и его схватили за ногу.