Пикник на обочине

— Сыро, — согласился Рэдрик. Он  спрятал флягу, выбрал бутерброд и принялся жевать. — Вот туман рассеется, увидишь, что тут кругом — сплошные болота. Раньше тут комарья было— страшное дело... — Он замолчал и налил себе кофе. Кофе был горячий, густой, сладкий, пить его сейчас было даже приятнее, чем спиртное. От него пахло дымом, Гутой. И не просто Гутой, а Гутой в халатике, прямо со сна, с еще сохранившимся рубцом от подушки на щеке. Зря я в это дело впутался, подумал он. Тридцать тысяч... На кой ляд мне эти тридцать тысяч. Деньги нужны, чтобы о них не думать. Это правильно.  Но я ведь о них и так не думаю последнее время. На кой ляд мне эти деньги? Дом есть, сад есть, без работы не остался бы... Завел меня Стервятник, гнида вонючая, завел, как молоденького...

— Мистер Шyxapт, ― сказал вдруг Арчибильд, глядя в сторону,— а вы серьезно верите, что эта штука выполняет желания?

— Чепуха, ― рассеянно произнес Рэдрик и замер с поднесен ным ко рту стаканчиком. ― A ты откуда знаешь какой штукой мы идем?

Арчибальд смущенно засмеялся, запустил пятерню в вороные волосы, подергал и сказал:

— Да вот догадался. Я уже и не помню, что меня на эту мысль натолкнуло. Ну, во-первых, раньше отец все время бубнил про этот Золотой шар, а тут вдруг перестал и вместо этого к вам зачастил, а я ведь знаю — никакие вы не друзья, что бы там отец ни говорил... Потом, он странный какой-то стал в последнее время... — Арчибальд засмеялся и покрутил головой, что-то вспоминая. — А окончательно я понял, когда вы с ним на пустыре этот шарик испытывали. — Он похлопал ладонью по рюкзаку, где лежала туго свернутая оболочка воздушного шара. — Я вас тогда выследил, и, когда увидел, как вы мешок с камнями приподняли и по воздуху вели, тут уж мне все окончательно ясно стало. По-моему, в Зоне ничего тяжелого, кроме Золотого шара, не осталось. — Он откусил от бутерброда, пожевал и задумчиво проговорил набитым ртом: — Я вот только не понимаю, как его цеплять, он же, наверное, гладкий...

Рэдрик все смотрел на него поверх стаканчика и думал, до чего же они не похожи друг на друга — отец и сын. Ничего общего между ними не было. Ни лицо, ни голос, ни душа. У Стервятника голос хриплый, заискивающий, подлый какой-то, но в тот раз он говорил так, что нельзя было его не слушать. «Рыжий! — говорил он, перегнувшись через стол. — Нас ведь двое осталось всего, да на двоих две ноги, и обе твои... Кому же, как не тебе? Это же, может, самое ценное, что в Зоне есть... Кому же достанется, а? Неужто этим чистоплюям с машинами? Я ведь его нашел, я! Сколько там наших по дороге полегло! Себе берег! И сейчас бы не отдал, да руки, видишь, коротки стали! Ну ладно, ты не веришь. Не веришь — не надо. Тебе — деньги, дашь мне, сколько сам захочешь, я знаю, ты не обидишь. А я, может, ноги себе верну. Ноги верну, понимаешь ты? Зона ведь ноги у меня отобрала, так, может, Зона и отдаст?..»

— Что? — спросил Рэдрик, очнувшись.

— Я спросил, закурить можно, мистер Шухарт?

— Да, — сказал Рэдрик. — Кури, кури... Я тоже закурю.

Он залпом допил остаток кофе, вытащил сигарету и, разминая ее, уставился в редеющий туман. Сумасшедший, подумал он. Псих. Ноги ему... стервецу... гниде вшивой... От всех этих разговоров копился какой-то осадок, непонятно какой. И он не рассеивался со временем, а, наоборот, именно копился. И непонятно было, что это такое, но оно мешало, словно он чем-то заразился от Стервятника, но не гадостью какой-нибудь, а, наобо рот... силой, что ли? Нет, не силой. А чем же тогда? Ну ладно, сказал он себе. Давай так: предположим, не дошел я сюда. Совсем уже собрался, рюкзак уложил, и тут что-нибудь случилось... сцапали бы меня, например. Плохо было бы? Определенно плохо. Почему плохо? Деньги пропали? Да нет, не в деньгах дело... Что добро это гадам достанется? Да, в этом что-то есть. Обидно. Но мне-то что? Все равно в конце концов все им достанется...

— Бр-р-р... — сказал Арчибальд. — До костей пробирает. Мистер Шухарт, может, вы дадите мне теперь глотнуть?

Рэдрик молча достал флягу и протянул ему. А ведь я не сразу согласился, подумал вдруг он. Двадцать раз я посылал Стервятника куда подальше, а на двадцать первый все-таки согласился. Как-то мне невмоготу стало вдруг. И последний разговор у нас получился короткий и вполне деловой. «Здорово, Рыжий. Я вот карту принес. Может, все-таки, посмотришь?» — «Давай», — сказал я. И все. Помню, что пьяный был тогда, целую неделю пил, что-то на душе было гадко... А, ч-черт, не все ли равно? Пошел и пошел! Что я в этом копаюсь, как в дерьме прутиком? Боюсь я, что ли?

Он вздрогнул. Длинный тоскливый скрип донесся вдруг из тумана. Рэдрик вскочил, как подброшенный, и сейчас же, как подброшенный, вскочил Арчибальд. Но уже снова стало тихо, и только шуршала, струясь по насыпи у них из-под ног, мелкая галька.

— Это, наверное, порода просела, — неуверенно, с трудом вы  говаривая слова, проговорил Арчибальд. — Вагонетки ведь с породой давно стоят...