Пикник на острове сокровищ

Эдита Львовна взяла записку, водрузила на нос очки, висевшие у нее на груди на шнурке, осторожно развернула листок и уставилась на него.

Повисло молчание, потом Эдита посмотрела на меня и тихим голосом осведомилась:

– А где Лена?

Я заколебался, огорошить старуху известием о кончине Елены не хотелось, может, не стоит ей знать правду?

– Вы ведь дружили? – я сделал вид, что не расслышал ее вопроса.

Старушка медленно сняла очки.

– Алена, царствие ей небесное, считала меня выжившей из ума курицей. Сколько я ни пыталась открыть ей правду, ничего не получалось. Позову ее к себе в спальню, усажу и начну: «Деточка, послушай меня», только дочь спустя десять минут вскакивала и убегала. Не подумайте, что Аленушка хамка! Нет, она была очень заботлива, внимательна, просто считала мать дурой. Я достучаться до нее не сумела, к сожалению, рано обезножела, без сопровождающего из дома выйти не могла, а когда узнала, где живет Егор, было уже поздно, ну не в коляске же ехать! Да и мне туда нельзя. И тут господь послал Лену. Я ведь ей не сразу открылась, присматривалась, прикидывала, тот ли человечек…

– Зачем вы выдали Лену замуж за Егора? – не выдержал я.

Эдита Львовна объяснила:

– Девочка влюбилась. Я этого Дружинина в глаза не видела, но со слов Леночки составила о нем определенное мнение. Так что с Леной?

– Ну… ничего, – замямлил я.

– Где она?

– В Москве.

– Почему же не приходит ко мне и не звонит? – занервничала Эдита. – Мы раньше два раза в неделю встречались! Куда она подевалась? Иван Павлович, отчего вы молчите?

Я начал судорожно кашлять, а Эдита Львовна говорила без остановки.

– Секундочку, это странно! С чего бы Лене передавать с вами письмо? Она могла бы сама приехать! Не понимаю!

Воцарилась тишина, я уставился на Эдиту, старушка впилась взглядом в меня, пару секунд мы оба молчали, потом Эдита Львовна прошептала:

– Лена умерла!

– Да, – кивнул я, – простите, не хотел быть вестником несчастья, но…

– Помолчите, – резко перебила меня Эдита, – умоляю, ни слова!

Я послушно захлопнул рот, старушка медленно развернула коляску, подъехала к окну и уставилась на улицу.

Спустя четверть часа я решил нарушить молчание и осторожно осведомился:

– Может, все-таки я заварю вам чаю?

Эдита Львовна отъехала от окна и подкатила ко мне.

– Хорошо. Слушайте меня внимательно и не перебивайте. Вы ведь из милиции?!

– Нет, нет, – начал отрицать я.

Эдита Львовна засмеялась.

– Я велела вам молчать, если еще раз откроете рот, то ничего не узнаете. Очень хорошо понимаю, зачем вы пришли. Леночка, наверное, перед смертью призналась. Ее убил Егор Дружинин, узнал все и лишил жизни.

– Нет, – вскинулся я.

– Откуда такая уверенность? – хмуро поинтересовалась Эдита.

– Он не мог.

– Почему?

– Дружинин умер до кончины Лены.

– Умер?

– Да.

– Точно?

– Вы о чем?

– С него станется прикинуться трупом, – зло заявила Эдита, – в гроб ляжет и зарыть себя велит, а потом выползет и воскреснет под другим именем.

Я вздрогнул, милая старушка, до слез похожая на тетушку Гретель, неожиданно попала острым носком туфли в раскрытую рану.

– А что, Егор уже один раз проделывал такое? – вырвалось у меня.

Эдита Львовна хлопнула себя ладонью по коленям.

– Б…! Так я и знала! Снова ушел! Интересно, где он теперь вынырнет?

Пораженный площадным словом, вылетевшим из уст божьего одуванчика, я замер на стуле.

– Чего затаился? – прищурилась Эдита. – Не ожидал? Решил, что к убогой приплелся? Нет, котик. Я здоровее многих и уж точно умнее. Видно, нет у меня иного выбора, придется работать с тем, кто приплыл. Ладно, слушай историю. Мой отец был…

Тут старуха осеклась, звонко расхохоталась и спросила:

– Чего сжался? Думаешь, снова про француза песню заведу? Нет, сейчас правду скажу, но тебе, чтобы во всем разобраться, надо меня внимательно послушать. Ну поехали! Давай знакомиться заново. Я Вера Владимировна Завьялова, дочь поэтессы и профессора истории.

Я молча смотрел на старуху. Те, кто читал немецкие сказки, должны помнить, что тетушка Гретель не была ни милой, ни ласковой. Своей улыбкой и радушными речами она заманивала в домик непослушных детей, а потом делала из них пряники. Стены избушки подъедали мыши, и бабуля постоянно ремонтировала жилище.

Верочка Завьялова, дочь обеспеченных и интеллигентных родителей, росла, к огорчению мамы и папы, настоящей бестией. Никаких авторитетов для девочки не существовало, никого она не слушалась и не боялась. Впрочем, Вера была умна и старалась быть как все, но в душе девочки кипели страсти. Она рано поняла: жить, как отец с мамой, она не способна. Размеренная работа, устоявшийся быт, чаепития по воскресеньям с друзьями, регулярные походы в театр или консерваторию – все вызывало тоску. Верочка очень жалела, что война началась, когда она была крошкой, девочка с огромной охотой удрала бы на фронт. Не следует думать, что она, как большинство ее сверстников, являлась оголтелой патриоткой. Нет, Завьяловой хотелось приключений, но малый возраст не позволил ей осуществить это желание.