Пикник на Тенерифе [Пикник на Тенерифе. Король нищих. Святой в Голливуде. Бешеные деньги. Шантаж. Земля обетованная. Принцип Монте-Карло]

Конечно, назначение проволоки было ему пока неясно, но вид ее ему не понравился. Она не была достаточно прочной, чтобы удержать кого-либо от проникновения внутрь, и даже не была колючей, но установленной так, что невозможно было перелезть, не зацепив ее. Скорее всего она была связана с сигнализацией, или же по ней протекал электрический ток, Саймон был твердо уверен, что проволока оказалась там не ради забавы. Он все больше уважал организаторский талант Робина Грейнера, что тем не менее не лишало его присутствия духа.

— Жизнь, — сказал Святой своему ангелу-хранителю, — становится все более привлекательной.

За стеной раздался странный шорох, не сильнее, чем скрип ветвей дерева под дуновением ветра, тут он заметил, что никакого ветра нет и в помине… Саймон замер, так что стало слышно, как кровь пульсирует в его жилах. Шорох удалялся. Его явно вызвало движение какого-то существа по ту сторону забора; послышалось тяжелое сопение, и тут ему вспомнились слова Кристины Ванлинден: «Они тогда еще не спустили собак…»

Он замер, в любую секунду ожидая, что тишина ночи будет взорвана яростным лаем; но ничего не произошло. Издалека раздался гудок парохода, проехала машина, и снова наступила гнетущая тишина. Наконец Святой решился продолжить свой путь, но по ту сторону изгороди шорох сопровождал его до самой дороги. Тишина стала действовать ему на нервы, предательский холодок пробежал по спине.

У ворот он остановился, закурил и попытался оценить ситуацию. Проникнуть внутрь, не вызывая шума и не подняв тревоги, было невозможно. Кроме того, по ту сторону поджидали собаки, чьей задачей было не столько поднять тревогу, сколько разобраться с нарушителем по-своему.

Одна из основных заповедей Саймона Темплера гласила, что чем сложнее и запутаннее становилась ситуация, тем проще был ключ к ее решению, надо было только найти его. В данном же случае решение было чрезвычайно простым: Святой подошел к воротам и надавил на кнопку звонка.

После некоторой паузы он услышал шаги. В калитке открылось окошко, правда, в темноте трудно было рассмотреть человека, выглянувшего из него.

— Куэн эс?

Святой пока не видел надобности рекламировать, что он говорил по-испански не хуже любого кастильца.

— Мистер Грейнер ждет меня.

— Кто здесь? — повторил голос, но уже по-английски.

— Я от мистера Фелсона.

— Подождите минутку.

Снова наступила пауза. Саймон услышал тихий свист, царапанье когтей по камням мостовой и бряцанье цепей. Наконец в замке повернулся ключ, засовы отодвинули, и калитка открылась.

— Входите.

Саймон протиснулся в узкий проем и осмотрелся. Человек, открывший ему, согнулся, гремя запорами. Святой насчитал их не менее пяти, и все они были соединены с блестевшими металлическими контактами.

Задумчиво смотрел он на открывшуюся картину. Собаки были привязаны к столбу, врытому у мощенной плитами дорожки, на коротких цепях, пропущенных через ошейник. Громадные, постоянно скалившиеся звери, крупнее полицейских собак — у него не было ни малейшего представления, к какой породе они относятся. Постоянно позвякивали, натягиваясь, цепи, собаки тянулись, стараясь достать его. Их зубы были оскалены, мокро блестели клыки, но ни одна из них не залаяла. Они только рвались к нему, лапы скользили по плитам дорожки в немой свирепой жажде достать незнакомца с такой силой и злобой, что ничего подобного Святому еще видеть не приходилось. Его губы скривились в подобии улыбки, когда он понял, что, если было сложно попасть в этот двор, будет не легче выбраться отсюда…

— Сюда, пожалуйста, — сказал человек, впустивший его, и они двинулись по мощеной дорожке, огибавшей дом.

— Я — Грейнер. Как вас зовут?

— Томбс, — отозвался Святой.

Над крыльцом горел фонарь, и впервые смог он лучше рассмотреть хозяина, пока тот изучал его. Но для Саймона результаты были ошеломляющими.

Робин Грейнер был на голову ниже его, тощий, как щепка, кроме того, его худобу подчеркивал костюм в розовато-лиловую полоску, плотно облегавший фигуру. Зеленые замшевые туфли, яично-желтые носки, выглядывавшие из-под брюк, и бледно-розовая рубашка дополняли картину, которую венчало узкое, как лезвие топора, лицо. Рот его представлял совершенно горизонтальную щель в туго натянутой коже. С первого взгляда только глаза, казалось, оправдывали тот неподдельный ужас, который испытывала при словах о нем Кристина Ванлинден. Хозяин, не мигая, непроницаемо смотрел сквозь роговые очки.

— Входите, — повторил Грейнер.

С этими словами он распахнул дверь, которая вела в небольшой холл без мебели, за которым виднелась открытая, хорошо освещенная веранда. По другую сторону холла виднелись еще несколько дверей, одна из них была приоткрыта.

И, поднимаясь по ступенькам, Саймон услышал то, от чего его сердце учащенно забилось. Это был голос, дрожавший от ярости и в то же время от страха. Саймону удалось расслышать каждое слово, как будто говоривший обращался к нему и стоял рядом.