Пикник у Висячей скалы

Днем в четверг, девятнадцатого февраля, Майкл Фитцхуберт и Альберт Кранделл сидели в лодочном сарае напротив декоративного озера полковника Фитцхуберта и в дружелюбном молчании распивали бутылку австралийского пива «Балларат биттер». Альберту дали пару часов свободного времени, Майк взял временную передышку от обязанностей помощника тетушки на ее ежегодном приеме гостей в саду. Озеро казалось глубоким и темным, а еще ледяным, несмотря на томящую летнюю жару. С одной стороны водоем зарос водяными лилиями, в чьих чашечках кремового цвета отражались лучи катящегося к горизонту солнца. Одинокий белый лебедь стоял на листьях кувшинок, поджав одну светло-красную лапу; по поверхности озера то и дело кругами проходила рябь. На противоположной стороне древовидные папоротники и голубые гортензии перемежались с естественным лесом, окружившим низкий домик с верандой, по лужайке рядом с которым в тени вязов и дубов бродили гости. Две горничные за раскладным столом подавали клубнику со сливками, ведь прием, как ни крути, был изысканный: тут и гости из Губернаторского дома, где летом жил губернатор штата, и нанятый лакей, и трое музыкантов из Мельбурна, и большое количество французского шампанского. Извозчика хотели нарядить в тесный черный пиджак, чтобы он подавал гостям шампанское за баром, но Альберт ответил, что вообще-то его работа – следить за лошадьми.

– Как я сказал твоему дядюшке: «Я извозчик, сэр, а не какой-то чертов официант».

Майк рассмеялся.

– Со всеми этими татуировками на руках в виде русалок ты похож на моряка.

– Моряк мне их и набил, в Сиднее. Хотел украсить и грудь, да деньги у меня кончились. Жаль. Было мне тогда всего пятнадцать…

Мысленно перенесенный в мир, где пятнадцатилетние мальчишки с радостью тратили последний шиллинг на изувечение собственного тела, Майк смотрел на друга с неким благоговением. Сам-то он в пятнадцать был еще ребенком, которому давали шиллинг в неделю на карманные расходы и еще один – в воскресенье утром на пожертвование в церкви… После пикника между юношами зародилась приятная нетребовательная дружба. Глянуть на них – парочка вовсе несовместимая. Альберт гибкий, в рубахе с закатанными рукавами и молескиновых штанах; Майкл весь натянутый, в наряде для приема и с гвоздикой в петлице. «Майк – славный парень, – сказал Альберт кухарке, с которой дружил. – Мы с ним приятели». И в хорошем смысле этого слишком часто употребляемого слова так оно и было. То, что Альберт, примеривший серый цилиндр друга на свою взъерошенную круглую голову, походил на комика из мюзик-холла, а Майк в засаленной шляпе Альберта с широкими полями будто сошел со страниц журналов с приключенческими историями типа «Магнита» или «Мальчишеской газеты», вовсе ничего не значило. Как и то, что по стечению жизненных обстоятельств один из них был практически безграмотным, а второй в возрасте двадцати лет отличался вопиющей наивностью – частное образование не гарантировало способность к зрелому восприятию жизни. В компании друг друга ни один из молодых людей не задумывался о собственных недостатках, если таковые у них имелись.

Царила приятная атмосфера взаимного понимания, много говорить не приходилось. Если что и обсуждали, так это темы повседневного интереса: больная задняя нога кобылы, которую Альберт мазал стокгольмской сосновой смолой, или упрямое желание полковника держать чертов розарий, требовавший больше прополки, чем акр картофеля, да и какой вообще толк от этих роз? Только время зря тратить. Щекотливые вопросы вроде политических или каких-либо других убеждений, которые принимаешь за свои, прочитав о них в прессе, они не затрагивали. А в дружбе от этого только легче. К примеру, им ничуть не мешало то, что отец Майка был членом палаты лордов, тогда как отец Альберта, когда тот последний раз о нем слышал, служил разъездным подсобным рабочим, вечно спорящим о чем-то с хозяином сарая. Для Альберта юный Фитцхуберт стал идеальным компаньоном – парень мог часами молча сидеть на перевернутом ящике для соломы на конном дворе, упиваясь мудростью и остроумием местного жителя. Некоторые из ужасающих историй Альберта были правдивы, другие – не очень, однако Майку было все равно. Для него свободно текущая беседа с конюхом являлась бескрайним источником приятных наставлений не только о жизни в целом, но и об Австралии. На кухне дома Лейк-Вью достопочтенного Майкла, члена одной из старейших и богатейших семей Соединенного Королевства, часто называли «бедным английским парнишкой» из чистого сострадания к юноше, которому пришлось многое познавать заново.

– Черт, ни за что бы не согласилась занять его место, даже за воз самородков, – сказала кухарка, чей заработок в двадцать пять шиллингов в неделю считался хорошей платой.

Тем временем в гостиной Майк рассказывал дяде с тетей о том, какой хороший парень этот Альберт.

– И такой умный! Не представляете, сколько всего он знает.

– Хм-м. Не сомневаюсь, – подмигнул ему полковник. – Юный Кранделл довольно неотесан, зато смышлен и прекрасно ухаживает за лошадьми.