Канарейка словно обезумела. Она металась по своему домику, атакуя решетку, брызгая перышками. Грызла клювом металл.
Смирнов резко отпрянул от стола. Ножки стула взвизгнули о паркет. Фотография маленького мушкетера шлепнулась на пол. Стекло треснуло.
— Ты что-то привез с собой? — Смирнов дернул гостя за рукав. Канарейка бесновалась и, кажется, твердо вознамерилась убить себя, расшибиться в лепешку.
— Что? О чем ты?
— Какой-то предмет? Вещь, принадлежавшую покойнику? Скорее!
Антон лишь взглянул на оставленную в углу сумку, а Смирнов уже рылся в ней.
— Это? — закричал он, как человек, обнаруживший в кармане тикающую бомбу. — Это оно?
— Да, — выговорил Антон.
Смирнов кинулся к окну, распахнул форточку и вышвырнул наружу планшет Чижика. Гаджет полетел в кусты диском для фрисби. Ошарашенный, Антон не мог вымолвить ни слова. Канарейка постепенно утихомиривалась. Перышки кружились по комнате. Стол усеяли вырезки старых газет, вопящие о смертях и ужасе. Шевелились от сквозняка, ползли по столешнице к Антону.
Смирнов отдышался, вытер взопревшее лицо. Подобрал фотографию, сдул пылинки. Трещина рассекла лицо мальчика, точно так же, как рассекала отражение трещина на старом зеркале в гостиной Рюминых. Схожесть узоров пугала. И если бы только она…
— Сколько, ты сказал, лет твоей дочери?
— Я не говорил. Скоро тринадцать.
Карие глаза Экзорциста устремились в пустоту.
— Кажется, — сказал он, — эта история никогда не кончится.
27
— Ну, мам, это же просто. — Аня подцепила ролл, макнула в соевый соус.
Марина нарочито неловко, чтобы повеселить дочь, распялила палочки для еды, выронила рисовый комочек обратно на тарелку.
— Никогда не научусь, — пожаловалась она. — У них есть вилки?
— Перестань, — Аня взяла палочками ролл и протянула маме. Та сняла угощение губами.
— Кормилица моя.
Марина попыталась вспомнить, когда в последний раз они вот так гуляли. Кино с кучей калорийного карамелизированного попкорна, аттракционы, ресторан. Неужели понадобилась смертельная опасность, чтобы семья сплотилась? Чтобы она, забыв про драгоценную мебель, провела с единственным ребенком субботний вечер?
В суши-баре все столики были заняты, и это успокаивало. Шумели детишки, ворковали парочки. Играла расслабляющая музыка. Официантки — казашки в японских национальных костюмах — подносили блюда. Марина захрустела рисовыми чипсами.
— А какой папа был в молодости? — спросила Аня.
— В молодости? Он и сейчас не старый.
— Старый. — Аня комично сморщила нос.
— По-твоему, и я старая?
— Ну да.
— Вот спасибо. — Марина улыбнулась. По плечу скользнул солнечный зайчик, блик, посланный зеркальцем в руках прихорашивающейся девушки за соседним столом. Марина инстинктивно отсела. — Твой папа, — сказала она, — был веселым и благородным. Однажды он спас меня от трех пьяных придурков.
— Один? От трех? — Аня приоткрыла рот.
— Да, мы возвращались со свидания. И три здоровенных лба пристали в переулке. Антон не был качком — я уже мысленно прощалась с жизнью. А он схватил урну — урну, представляешь! — и бил ею этих гопников. И рычал как зверь. Они удрали, наверное, решили, что он из психушки сбежал, — в памяти всплыл Антон, помолодевший на дюжину лет, серый от пепла, падавшего из урны, с окурком, прилипшим к челке. Дома она мыла его в ванне, водила мочалкой по груди и шептала, что он — герой.
— Ты его любила? — Лицо дочери было серьезным, взрослым.
— Конечно. Мы зачали тебя в любви.
— Больше не любишь?
— Сложный вопрос. — Марина поболтала чаинки в чашке. — Когда четырнадцать лет с человеком живешь, он становится тебе родным. Ну, как брат, что ли. А родные люди и ранят больнее.
— Мам, может, вы помиритесь?
— Мы не в ссоре.
— Я имею в виду… снова поженитесь?
— О, — Марина запнулась. — Я… а давай о чем-то другом поговорим.
— Как обычно.
Телефон посигналил. Марина прочла сообщение.
— Папа приедет за нами. Доедай, я на секунду.
Марина встала из-за стола, жестом попросила чек.
— И никуда не уходи.
— Не уйду.
Кафель в туалете сверкал чистотой. Марина направилась к кабинке, остановилась на полпути, взглянула в зеркало, нахмурившись.
Они ведь поверили. И она, и Антон. Что невинная детская шалость повлекла за собой приход в наш мир потустороннего злобного существа, которое расправилось безжалостно с Матвеем и Чижиком, — не важно, что говорят судмедэксперты и полиция.
Черт подери, они поверили в существование демонов. Реальных, с зубами, как, кажется, у католиков, а не как в православии, где черти номинальны.