Пиковая Дама

Северное крыло ухало совой, кряхтело, шипело. Капли гулко разбивались о пол. Паркетины торчали, как клавиши взорванного пианино. Были еще портновские манекены — безрукие, безногие, безголовые. Нагоняющие жуть болванки на штырях. Наверняка были и крысы…

— Сыночек…

Полиэтилен шелохнулся.

Артем подумал, что это паук имитирует мамин голос. Глупая, глупая мысль, но она прилипла репейником…

Как можно спутать?

— Мамочка!

Его тоненький писк взбудоражил источник шороха. Зашуршало сильнее, громче, ближе. Тени затанцевали. За мутной пленкой проступила фигура. Высоко поднятые плечи и прижатые к туловищу руки, щупальца, беспокойно снующие по полиэтилену.

— Я здесь…

Пальцы Артема отклеились от дверной коробки.

Мама звала. Мама хотела обнять сыночка — он прижмется к ее животу, они снова будут вместе — навсегда. Артем отведет заблудившуюся маму к Оле. Сестра засмеется — все наладится…

За колышущимся полиэтиленом нескладная женщина выпростала тощие руки.

Доски пищали и разъезжались, как подтаявшие льдины.

Артем достиг лесов, откинул завесу.

Неужели он принял за маму мешок с цементом?

Артем завертелся.

— Малыш… мальчик мой, помоги мне…

Голос доносился из-за закрытых дверей у лестницы — такой же, какая была в холле. Рваный и грязный палас стекал по ступенькам. Ткань сгнила. Паутина опутала балясины, густая, инкрустированная дохлыми мухами и тараканами. Артем двинулся навстречу голосу и тихой мелодии. Колыбельная — мама никогда не пела такую… тоскливая, вязкая, как подтаявшая на солнце жвачка… окутывающая…

Артем схватился за медный набалдашник ручки. Дверь не поддалась. Мама заскулила в темноте, заскребла когтями по полотну.

— Я сейчас… мамочка… Сейчас…

Строительные леса накренились и грохнулись, взвив тучу пыли. Женщина, стоявшая в углу, не была его мамой. Кошмарные дыры глаз сочились жирным мраком. Ржавые ножницы трижды щелкнули в суставчатых пальцах.

Чик. Чик. Чик.

Артем сказал себе, что не станет кричать.

* * *

— Ну чего ты? — спросила Алиса, томно виляя бедрами. Вокруг талии она повязала цветастую простыню. Стройные ноги эффектно выскальзывали из-под импровизированной юбки. Алиса танцевала у окна, как красивая цыганочка-панкетка. Из портативной колонки играла приглушенно электронная музыка. — Снимай давай.

Женя опустил телефон.

— Память закончилась. Надо папки почистить.

— Эх, я собиралась тебе шоу показать.

Оля вытерла губы, убрала прилипчивую улыбку. Вино вскружило голову. Двух стаканчиков хватило, чтобы она захмелела. А Кирилл подливал опять… Бездонная эта бутылка, что ли?

Оля вспомнила, как наелась пьяных вишен из маминой наливки и уснула под столом, а мама потом подтрунивала… вспомнила единственную выпитую рюмку водки: хотелось просто попробовать, какая она на вкус. Украла из буфета запасы отчима. Обожгла гортань и долго не могла смыть с языка отвратительную горечь…

И как ее взрослые пьют добровольно?

Но вино, в отличие от водки, было приятным, мягким… как улыбка Кирилла.

Соня зааплодировала Алисе, та поклонилась. Соня не налегала на алкоголь — доев клубнику, принялась за чипсы.

«Вообще классная получилась вечеринка», — сонно подумала Оля.

По телу волнами расходилось тепло.

— Добби. — Кирилл кивнул на дешевенький Женин мобильник. — Че за орехокол? Ты с нас кучу бабла имеешь за домашку. Че себе айфон не купишь?

— Я коплю, — сказал Женя важно. — Мне деньги для другого нужны. Я же…

Он не договорил.

В дверь ударили, словно врезались плечом. Ручка завращалась.

— Блин, — прошептала Алиса.

— Шухер! — Женя панически поклацал кнопками, вырубил музыку. Соня и Оля стукнулись лбами, пытаясь уничтожить улики. Стаканчики полетели под кровать заодно с чипсами. В полумраке Кирилл пнул ногой бутылку. Она покатилась к трельяжу, звеня и рисуя на полу пахучую красную линию.

Дверь дергали яростно.

— Прячьтесь вы, — шикнула Алиса. Мальчики сели на корточки в тени кроватей. Алиса просканировала комнату: Соня уже лежала под одеялом. Мигом протрезвевшая Оля коротко кивнула.

— Кто? — в нарочитом зевке поинтересовалась Алиса.

— Артем Краснов! — представился взволнованный голосок.

— Тема? — У Оли отвисла челюсть.

Алиса отперла дверь, брат ворвался в комнату. Лицо опухло от слез, пижама измаралась, к волосам прилип клок паутины. Соня выдохнула. Мальчики выбрались из укрытий, посмеиваясь.

— Чего приперся? — Оля чуть не добавила «долбаный аутист». Вид растрепанного Темы вызвал не сочувствие, а откровенную неприязнь. — Спать иди! Полночь!

— Мама! Она там! — Артем схватил сестру за запястье. Руки — холоднее льда. Глаза выкатились из орбит от возбуждения. — Она внизу! Она и еще какая-то тетка! Пойдем скорее!

Оля впилась брату в плечо, резко притянула к себе и прошептала на ухо:

— Заткнись! А ну заткнись, идиот!

Сгорая от стыда, она поволокла сопротивляющегося Артема к выходу.

— Простите… я отведу его и вернусь.

— Я провожу, — неожиданно вызвался Кирилл.

Соня нахмурилась, встала, стряхивая с футболки крошки:

— И я. Разомну косточки.

— Правильно говорить: растрясу жирок. — Алиса подобрала бутылку. — Пацан, ты меня до одури напугал. Ты как тот малой из «Шестого чувства».