Пиковая дама и Азовский крест

«Лизавета Ивановна выслушала его с ужасом. Итак, эти страстные письма, эти пламенные требования, это дерзкое, упорное преследование, всё это было не любовь! Деньги, – вот чего алкала его душа! Не она могла утолить его желания и осчастливить его! Бедная воспитанница была не что иное, как слепая помощница разбойника, убийцы старой ее благодетельницы!.. Горько заплакала она в позднем, мучительном своем раскаянии. Германн смотрел на нее молча: сердце его также терзалось, но ни слёзы бедной девушки, ни удивительная прелесть ее горести не тревожили суровой души его. Он не чувствовал угрызения совести при мысли о мертвой старухе. Одно его ужасало: невозвратная потеря тайны, от которой ожидал обогащения.

– Вы чудовище! – сказала, наконец, Лизавета Ивановна».

Гениальный Пушкин! Одним штрихом, он обнадеживает нас – в отличие, от Германна, бедная Лизавета Ивановна – живой человек. «Я думала провести вас по потаенной лестнице, но надобно идти мимо спальни, а я боюсь!» Бог не допустит ее гибели! Он спасет ее, как спасает невинных детей. А ее любовь к Германну прошла, да ее собственно и не было – была дань времени, девичий протест униженному состоянию, в общем, все как у барышень обычно случается… И, слава Богу, бесследно проходит.

Германн же остановился, и долго смотрел на мертвую графиню «как бы желая удостовериться в ужасной истине» Он даже и покойников не боится! Ну, просто современный «продвинутый мэн».

Не дрогнувшей рукой Пушкин препарирует характер Германна, и срез этой души оказывается чрезвычайно созвучен нашему времени.

«Не чувствуя раскаяния, он не мог, однако, совершенно заглушить голос совести, твердившей ему: ты убийца старухи! Имея мало истинной веры, он имел множество предрассудков. Он верил, что мертвая графиня могла иметь вредное влияние на его жизнь, и решился явиться на ее похороны, чтобы испросить у ней прощения».

Даже, когда, как ему показалось и покойница, лежащая в гробу, насмешливо взглянула на него одним глазом, и он грохнулся в обморок – в душе его не затеплилось и тени раскаяния.

Может быть, попытайся он выпросить прощение у Лизаветы Ивановны, может быть, попытайся выполнить требование мертвой графини «Жениться на ее воспитаннице», не явилась бы она грозной Пиковой дамой в отчаянной его игре, ведь срабатывал же этот секрет несколько раз прежде!

Ничего этого нет! «Тройка, семерка туз – скоро заслонили в воображении Германна образ мертвой старухи. Тройка семерка туз – не выходили из его головы и шевелились на его губах»…

Уже поминаемый мною прежде умница и философ Александр Иванович Семочкин, тот самый, который восстановил Домик станционного смотрителя, на мой взгляд, один из глубочайших в понимании читателей А.С. Пушкина, сказал, защищая нобелеанта Набокова, музей которого в его родовом поместье в селе Рождествено тогда создавал.

– Набоков абсолютно чистый и нравственный человек, не следует отождествлять писателя с его героями, и паче того искать в нем пороки, которые он изучает. Его Лолита – завершение исследования характеров негодяев, чем русская литература занялась с легкой руки Пушкина. Он первым пустил в русскую литературу нераскаянных злодеев.

Я помню, даже вздрогнул, услышав такую трактовку, и, по размышлении, полностью с нею согласился, правда, с небольшим дополнением.

Первый нераскаянный убийца – Евгений Онегин. Но роман не окончен! И неизвестно чем, каким стал бы Евгений, доживи он хотя бы до 37 лет, как его автор. Сам Александр Сергеевич, по собственному признанию, был «афей», то есть атеист. Однако, был, да перестал… Ставши героем драмы собственной жизни, как большинство великих русских поэтов, и эту горькую традицию, то же заложил Пушкин, умирает то он как истинный православный христианин.

«прежде всего, старался не испугать жены, потом постарался узнать правду от докторов, послал к государю просить прощения для своего секунданта, исповедовался, приобщился, благословил детей, просил не мстить за него, простился с друзьями и книгами, перемогал ужаснейшие физические страдания и утешал, сколько мог, жену. Он скончался в 3-м часу пополудни 28 января 1837 г.» (3)

В русской литературе есть и еще один убийца Родион Раскольников, прикончивший «никчемную старуху» кстати, невинную жертву в великом романе Преступление и наказание зовут Лизавете. Совпадение ли?

На моей памяти нет исследования, в котором бы прослеживалась преемственность исследования начатого Пушкиным. А она, по-моему, бесспорно, есть! Только вот Раскольников – хоть и продукт европейского образования, а характер-то, совершенно, русский, заканчивая его всенародным покаянием на Сенной площади.

Германн – являет собою многое, что чудовищными плодами прорастет в ХХ столетии. К сожалению, миру очень хорошо известна эта романтическая одержимость идеей. Это отсутствие Бога в душе, на место которого поставлена личная польза, а проще выгода. Следование к предначертанной, спроектированной цели любой ценой и во что бы то ни стало.